Когда вечером Матя, выспавшись и изучив на досуге диплом академика («Все же я в десять раз более заслуженный академик, чем эти ничтожные бухгалтеры клинописи или счетчики генов у мушек-дрозофил»), хотел выйти погулять в леске, окружавшем гостиницу, за ним увязался тягач — у него теперь, наверное, до конца жизни будет тягач. Тягач был в штатском, но дородный, в заслуженных чинах.

Они погуляли по небольшому парку, окружавшему особняк, и Мате вдруг показалось, что он снова в Узком, откуда и началась вся эта история. Внизу заблестел под вечерним солнцем пруд, и Матя резко повернул обратно в гостиницу. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать.

На следующий день Матю повезли в Кремль.

Там, в большом кабинете Сталина, он увидел вождей страны. Вожди были знакомы по портретам и потому должны были быть крупнее и значительнее. Они оказались мелки и обыкновенны.

Члены Политбюро мушиным роем толклись неподалеку от двери — как будто нечто запрещало им приблизиться к столу, за которым они будут заседать, а уж тем более к месту, которое занимал Сталин. Так как Матя уже бывал в этом кабинете, он знал место, которое занимал за длинным столом Сталин. Там же в кабинете поглубже стоял и рабочий стол вождя. Матя сделал несколько шагов вдоль длинного стола заседаний, чтобы получше присмотреться к столу, за которым решаются судьбы мира.

Там лежали какие-то бумаги, журнал «30 дней», в углу, стопкой, книги и поверх них слева — настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром, какие изготовляют, видно, с начала века, — такую и сегодня можно купить в «Мосторге». Но внимание Мати привлек блестящий предмет, лежавший на столе вместо пресса: стопка бумаг была придавлена стальной каплей от парашютной вышки — из эпицентра взрыва.

Матя невольно попятился, и, неправильно поняв его движение, Микоян сказал:

— Не стесняйтесь, академик, здесь нет тайн.

Но Матя понял, что хочет уйти из этого кабинета как можно скорее, — тот же ужас, какой преследовал его в первый визит в этот кабинет, охватил Матю. Идиот, подумал он о великом вожде, неужели он ничего не чувствует? Это же опаснее, чем ежедневно жрать мышьяк!

Вожди здоровались по очереди, бритый здоровяк — кажется, его фамилия Хрущев (Матя не ко всем переменам в Политбюро успел привыкнуть) — показал в улыбке несколько золотых зубов и спросил добродушно:

— Как у вас там летом, можно теплицы устроить?

— Теплицы? — Матя был удивлен.

— Мы устроим, — сказал Берия, опекавший Матю и не отпускавший ни на шаг.

Наркомвоенмор Ворошилов был недоволен этим и не скрывал своих намерений. Он сказал Мате, не глядя на Берию: