Женс ахнул, Юрий замер, недоуменно оглянувшись. Сарая не было и впомине. По голой земле стелился багровый туман, освещаемый кровавой луной. И такой яркой, близкой была эта жутка луна! В ее свете изменился и сам мужичок. Куда только подевалась его нескладная фигура! Перед спутниками во всей своей красе стоял молодой поджарый мужчина, теребя в руках порванную на куски человеческую кожу. Презрительно поджав губы, он откинул свою дневную личину прочь, показательно потянувшись и зевнув, обнажив внушительного вида клыки.

— Уф, и как вы в этом только ходите? — пробормотал он.

— Женс, что все это значит? — прошептал Юрий, после перемещения оказавшийся подле охотника.

— Мы забрели в обитель Лича… — подобно приговору прозвучал ровный голос Женса. — Мои худшие ожидания все же подтвердились.

Юрий побелел, выронив из рук ставший в разы бесполезным стилет. От ужаса у него задрожали колени, волосы стали дыбом, и даже вдохнуть вдруг стало тяжело.

Ходило у них в Солнечном множество баек про Лича — левую руку самого Чернобога, повелителя смерти, управляющего всеми мертвыми легионами Бездны. Не ведающий боли и страха, несокрушимый в своей дерзости, Лич посмел вызвать на бой самого Белобога. Победить у него не вышло. Разгневанный его дерзостью Белобог оживил мертвое сердце Лича, подарив бессмертному смерть.

— Что такое, боишься, человечишка? — Лич в мгновение ока оказался подле Юрия, пытливо заглянув в глаза. Пастух отшатнулся, наткнувшись спиной на грудь Женса. Охотник устоял, даже не дрогнув. Лич же, склонившись, поднял стилет. Поднес его к глазам, понюхал, скривившись, и тут же сломал.

— И этим ты собирался угрожать мне? — он насмешливо приподнял брови, дозволяя сломанным осколкам упасть в траву. — Что ж, наивным — наивная смерть.

Туман захрапел согласно, задвигались тени, приобретая очертания упырей. Безмолвные, истлевшие, поднимались скелеты, блестя алыми зарницами. Просвечивала в свете луны их тонкая, иссохшая кожа и такими хрупкими выглядели желтые остовы костей кое-где вовсе изломанные, покореженные. Однако же шли упыри, шли стройными рядами, прихрамывая, а то и вовсе ползая по земле, скаля черные остатки зубов.

И от вида этой жуткой картины захотелось Юрию бежать. Спасаться бегством наплевав на все принципы. Однако же позора избежать удалось: мертвяки наступали отовсюду, не давая возможности скрыться.

— Отойди, — попросил тихо Женс. Бледный, и весь как-то осунувшийся он покрепче перехватил рукоять клеймора, выпрямившись. Гордо шагнув вперед, он заслонил собой Юрия, принимая смерть как данность. И от этой самоотверженности сделалось Юрию худо. Не понимал он, что же движет его знакомым, не мог поверить, что ради веры способен человек преодолеть себя. А потому отошел пастух, не смея даже смотреть на этого человека. Стали теперь ясны ему слова, сказанные Женсом во время их первой встречи: не ведает охотник страха, и жизнь его принадлежит только Ирриилу. В этом и находится для охотника истинное счастье.