– Я прощаю тебя за это, – сказала Жиури, – потому что многие из моих коллег совершенно глупы. Но не ври мне. Это оскорбительно.

– Может, в этом и смысл, тетушка, – парировала Ксорве.

– Мы видели тебя с Шутмили, – продолжала Жиури на ошаарском. – Я была неправа. Ты не принуждала ее. Она пошла с тобой добровольно. Вы действовали сообща.

Вот что Жиури упустила в первый раз. Она не знала точно природы чувств Шутмили, и бесполезно было уговаривать племянницу признаться в чем-либо, но Жиури должна была догадаться. Возможно, сыграло роль предубеждение, но она не сразу разглядела за ошаарской наемницей Сетеная девушку, ровесницу Шутмили, и, что немаловажно, – девушку с яркими глазами, длинными ногами и плавными, уверенными движениями, которые говорили о годах тренировок и постоянной практике. Теперь Жиури многое стало ясно, единственное, чего она не знала, так это был ли интерес взаимным. Сетенай не совсем ясно выразился по этому поводу.

– Думайте что хотите, – сказала Ксорве. Тон ее по-прежнему был небрежным, но от вызывающей позы не осталось и следа. Мышцы плеч напряглись, будто в ожидании атаки. Учитывая то, как легко эта девушка справилась со cтражем Зильей, Жиури должна была забеспокоиться. Вместо этого она почувствовала знакомое возбуждение. Ловушка захлопнулась, осталось нанести решающий удар.

Жиури перешла обратно на карсажийский и откинулась на спинку стула, с улыбкой наблюдая за Ксорве. Мышцы лица начали ныть. Уголки ее рта растянулись над зубами.

– Можешь расслабиться. Я не собираюсь вредить ни тебе, ни Шутмили. В конце концов, она дочь моего брата. Я знаю, что ты пытаешься защитить ее, и хочу знать почему.

– Вы же вроде все для себя решили, – сказала Ксорве. – Не знаю, зачем я вам вообще понадобилась.

– Потому что мы не можем уговорить ее, – притворно вздохнула Жиури: точнее, ее разочарование было реальным, но она ни за что бы не показала этого просто так. – Она отказывается от слияния. Я хочу знать, почему годы подготовки пошли насмарку. Я хочу знать, что ты с ней сделала.

Это вызвало ожидаемую реакцию. Если не обращать внимания на шрам, клыки и решительное выражение лица, Ксорве в принципе была открытой книгой. Шок сменился облегчением, за которым последовало нечто, похожее на радость, если Жиури не ошибалась.

Ксорве попыталась взять себя в руки и заметила:

– Какая жалость.

– Печально, правда? – спросила Жиури. Теперь, когда Ксорве потеряла самообладание, она контролировала ситуацию, но расслабляться было рано. Девушка была на крючке, но если сделать неверный шаг, она сорвется.