В минуты передышки мы разговаривали между собой, обсуждали все, что случилось до этого, и прикидывали, какие угрозы таятся впереди.

– Опять ты отличилась, – сказал я Селестине по частному каналу.

– В чем? – спросила она резко (иного я и не ждал).

– Какое-то время все мы поспевали за тобой. Даже Хирц. Хотя бы могли понять логику твоих рассуждений. Но теперь ты снова отрываешься от остальных. Обучение у жонглеров, да?

Она помолчала, прежде чем ответить:

– У всех нас есть устройства Чайлда.

– Конечно. Вот только они работают с базовой нейронной топологией, подавляя одни функции и разгоняя другие, никак не видоизменяют структуру мышления. Вдобавок это устройства общего назначения, никто не удосужился адаптировать их под каждого из нас конкретно.

Селестина поглядела на единственного члена группы в скафандре ультра:

– Хирц точно поумнела.

– Повезло, наверное. Но посуди сама: она не видит очертаний так, как видишь их ты, и никакие модификаторы не помогают.

Селестина задумчиво тронула шунт на запястье, проступавший под плотной тканью комбинезона:

– У меня тоже модификатор.

– Сомневаюсь, что он как-то улучшил твои способности.

– Как знать… – Она помолчала. – Чего ты добиваешься, Ричард?

– Ничего. – Вопрос меня обидел. – Я просто…

– Решил поболтать?

– Ты против?

– Уж прости, но я не в настроении для светской беседы. Место не слишком подходящее, да и как-то не хочется общаться с человеком, стершим меня из памяти.

– Ты поверишь, если я скажу, что мне и вправду жаль?

По ее тону нетрудно было догадаться, что эта фраза застала Селестину врасплох, что она ожидала каких-то иных слов.