– Признаю, асимметрия меня всегда оскорбляла.

Вторая нога, из плоти и крови, мне самому казалась чрезвычайно уязвимой. Вряд ли она переживет новое вторжение в Шпиль.

– Нет, пока откажусь. Потерпите.

– Как говорится, кто терпелив, тому воздастся сторицей. А как рука ощущается?

Подобно Чайлду, я теперь мог похвастаться металлической кистью. Я согнул пальцы, негромко загудели активаторы. Прикасаясь к чему-либо, я чувствовал покалывание: новая рука была способна улавливать мельчайшие различия в температуре. Селестина обзавелась очень похожим дополнением к телу, правда более изящным, более женственным. Что ж, наши увечья хотя бы восполнимы, подумалось мне, и хорошо, что дальше этого не зашло, а вот Чайлд, лишившийся всего-навсего пальцев, явно был не прочь подсобрать в теле побольше сверкающей машинерии Тринтиньяна.

– Сойдет, – сказал я, припомнив, как разозлился Тринтиньян на точно такой же ответ Форкерея.

– Вы что, совсем рехнулись? – вмешалась Хирц. – Если дать доку волю, вы все станете как он. Одному небу ведомо, когда он уймется!

Тринтиньян пожал плечами:

– Я просто чиню повреждения, нанесенные Шпилем.

– Ага. Док, вы с ним отлично спелись. – На лице Хирц было написано откровенное отвращение. – Ничего личного, но на меня вы свои лапы не наложите.

Тринтиньян усмехнулся:

– Невелика потеря, дорогая, когда так мало исходного материала для работы.

– Да пошел ты, козел.

Хирц скрылась.

– По-моему, она настроена вполне решительно, – произнес я, прерывая паузу.

Селестина кивнула:

– Не могу сказать, что я в чем-то ее виню.

– Разве? – поинтересовался Чайлд.

– Она права. Вся эта затея чем дальше, тем больше выглядит как безумная попытка причинить себе максимум увечий. – Селестина покосилась на собственную металлическую кисть и поежилась, не в силах скрыть отвращение. – Чего ради мы себя калечим, Чайлд? В кого мы превратимся к тому времени, когда одолеем Шпиль?

Он пожал плечами: