– Пожалуй, что нет, – отвечает паланкин. – Просто мне любопытно: а не было ли у вас более глубокой мотивации, не столь явной?

– Вы решили именно меня об этом спросить? Кругом столько коллекционеров – поинтересуйтесь у них, почему каждый увлечен своим хобби.

– Дорогой, Карл совершенно прав. – Урсула скупо улыбается в окошко паланкина. – Это мутная тема, не стоит зарываться в нее слишком глубоко.

– Признаю свою ошибку. – И паланкин чуть отъезжает от массивной стеклянной стены.

А вот теперь, решает Графенвельдер, самый подходящий момент, чтобы включить прожекторы и взъярить адапта. Он нажимает в кармане кнопку дистанционного пульта, пускает ток в мозг существа. Лучи света пронизывают водную толщу, выхватывают пловца из тьмы. Адапт взрыкивает и устремляется к стене, в глазах – пламя ненависти, видимое даже в сиянии ламп. Он врезается в слабую внутреннюю оболочку и разбивает стекло. Такое впечатление, что весь огромный аквариум вот-вот пойдет трещинами и развалится.

– Мы в полной безопасности, – заявляет Графенвельдер, не сомневавшийся, что леди Гудгласс в страхе отскочит от стены.

Но она остается на месте. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Вы правы, – комментирует она, – это хорошая добыча. Все же интересно, он и впрямь такой опасный, как выглядит?

– Поверьте, он опаснее стократ. Едва не прокусил мою перчатку, а ведь на мне был самый прочный скафандр.

– Может, ему не по нраву условия содержания? Не похоже, что он обрадовался, когда вы зажгли свет.

– Урсула, это экспонат. Ему и не должно здесь нравиться. Пускай спасибо скажет за то, что жив.

Леди Гудгласс смотрит на Графенвельдера заинтересованно, как будто он изрек нечто глубокомысленное.

– Карл, вы в самом деле так считаете?

– Да, именно так.

Она снова поворачивается к аквариуму. Экспонат висит сразу за стенкой, заякорившись пальцами и хвостовым плавником. Трещины в стекле разбежались во все стороны, и кажется, что адапт замерз в огромной снежинке.

Урсула снимает перчатку и касается рукой гладкой, невредимой внешней стены, как раз напротив перепончатой кисти адапта. И тут Графенвельдер замечает клинышки бледной кожной ткани между пальцами женщины. Эта молочная полупрозрачность – точно такая же, как у пленника. Урсула распрямляет ладонь, прижимает ее к стеклу, и адапт копирует движение.

Кажется, в бестиарии внезапно воцарилась стужа. Мгновение контакта растягивается в минуты, часы, века. Графенвельдер смотрит в полнейшем ступоре, не в силах осмыслить увиденное. Когда женщина ведет ладонью по стеклу, адапт подражает с точностью опытного мима.