– Нам с ними не справиться, – сказала я с неожиданной для самой себя покорностью судьбе. – Их слишком много. Будь у нас ружье Николоси, может, мы сумели бы пробиться…

– Я прошла весь этот путь не для того, чтобы капитулировать перед больничкой с привидениями! – сквозь зубы процедила Соллис, сменив батарею. – Если это означает погибнуть в бою… пусть так и будет.

Передние роботы уже находились в шести-семи метрах от нас, их щупальца – еще ближе. Соллис продолжала палить, но машины только теснее смыкали ряды, отбрасывая в стороны раскаленные обломки товарищей. Отступать дальше было некуда, мы с Ингрид почти касались спиной спины Мартинеса.

– Может, нам просто остановиться? – спросила я. – Это же госпиталь… он запрограммирован лечить людей. Последнее, чего он захочет, – причинить нам вред.

– Не стесняйся, проверь эту версию, – отозвалась Соллис.

У Мартинеса умолкло оружие. Соллис стреляла. Я повернулась и попыталась вручить Мартинесу мой пистолет – по крайней мере, сможет хоть как-то защищаться, пока его штуковина перезаряжается. Но ближайший робот опередил меня – выбросил щупальца и обвил ими ноги великана. Затем все произошло очень быстро. Машины наползали дергающейся массой, и вот он уже в пределах досягаемости другого пучка щупальцев. Он раскинул руки, силясь дотянуться до опор на стене, но не сумел. Роботы вырвали у него и погребли под собой оружие демархистов. Когда его ноги и туловище тоже исчезли под скопищем конусообразных тел, Мартинес завопил.

И вот его накрыли полностью. Несколько секунд мы еще слышали его дыхание – он перестал кричать, словно понял, что это уже бесполезно, – а потом наступила тишина, как будто внезапно оборвалась связь с его скафандром.

А миг спустя роботы набросились на нас с Соллис.

Я очнулась. То, что я все еще жива – и не просто жива, но нахожусь в здравом рассудке и расслабленном состоянии, – произвело на меня эффект электрического шока и мгновенно вызвало острую тревогу. Я предпочла бы оказаться без сознания. Я помнила, как роботы пытались запустить щупальца внутрь моего скафандра, помнила холодный укол и последовавшее за ним безболезненное скольжение в блаженство сна. Я ожидала смерти, но лекарство, ударив в голову, уничтожило страх без остатка.

Я не умерла. И, насколько могла судить, даже не была ранена. Я лишилась скафандра, зато теперь лежала на удобной койке под чистой белой простыней. Мой собственный вес придавливал меня к матрасу так, будто меня поместили в реактивированный отсек с центрифугой. Я чувствовала себя немного усталой и помятой, но в остальном пребывала в хорошей форме – ничуть не хуже, чем в тот момент, когда поднялась на борт «Найтингейл». Я вспомнила свои слова, сказанные в последний момент Соллис, – насчет того, что госпитальное судно не может считать нас врагами. Может быть, в этом утверждении содержалось нечто большее, чем попытка принять желаемое за действительное?