Однако рядом не было ни Соллис, ни Норберта-Мартинеса. Я находилась в отдельном отсеке, окруженная белыми стенами. Обстановка напомнила мне первое посещение «Найтингейл». В стене справа виднелась дверь в белой раме и ряд прозрачных лючков, за которыми проглядывала аппаратура для контроля и восстановления жизненных функций. Я решила, что ничего такого в моем случае не понадобится. Сбоку к койке гибким черенком был присоединен пульт управления, так что я легко могла дотянуться до него правой рукой. Клавиши на панели позволяли регулировать настройки оборудования и вызывать службы госпиталя, чтобы получить еду и питье, умывальные и туалетные принадлежности и новые дозы лекарства.

Учитывая полуспящее состояние судна, интересно, что из этого сейчас доступно?

Я дотронулась до одной из клавиш. Стены растаяли и приобрели голографическую видимость океанского побережья: мощные волны набегают на белый песок под ослепительным солнцем; высокие пальмы раскачиваются под ветром. Однако меня эти красоты не тронули. У меня горло ссохлось от жажды, а еще хотелось бы узнать, что произошло с остальными и как долго нас собираются здесь удерживать. Как ни крути, быть пациентом на борту такого устройства, как «Найтингейл», – все равно что быть узником в тюрьме. Пока госпиталь не сочтет, что ты выздоровел и годен к службе, тебе отсюда никуда не деться.

Но когда я нажала другие клавиши, ничего не произошло. Или этот отсек был поврежден, или запрограммирован таким образом, чтобы игнорировать мои требования. Я попыталась слезть с кровати и скривилась от боли – мои ушибленные конечности крайне неодобрительно отреагировали на перемещение. А затем воспротивилась простыня, сделавшись твердой, как защитная броня скафандра. Когда же я смирилась, простыня ослабила хватку. Значит, я обладаю свободой двигаться в пределах койки, садиться и дотягиваться до предметов, но простыня не позволит мне покинуть это лежбище.

Краем глаза я заметила движение «за стеной». Ко мне приближалась некая фигура, бредя вдоль кромки голографического берега. Женщина была одета в черное, тяжелая ткань покачивалась при ходьбе, по песку волочился подол юбки. Поверх черных волос аккуратно сидела белая шапочка, на шее – белый же воротничок с алмазной пряжкой. Я мгновенно узнала Голос «Найтингейл», но теперь лицо было намного мягче, человечнее.

Она отделилась от стены и возникла в ногах моей кровати. Прежде чем заговорить, какое-то время разглядывала меня с выражением неподдельного участия.

– Я знала, что ты придешь. В свое время.