Снова смех. Гилдер дождался, пока смех стихнет.

– Мистер Хоппел, – заговорил он, отечески коснувшись рукой затылка Хоппела, – как всем нам известно, с нами практически с самого начала. Будучи министром пропаганды, он обеспечивал ключевой элемент нашей работы.

Его лицо внезапно стало жестким.

– Именно поэтому с величайшим сожалением сообщаю вам, что я получил неопровержимые доказательства того, что министр Хоппел сотрудничает с бунтовщиками.

Его рука резко дернулась, и он сорвал очки с глаз Хоппела. Тот взвизгнул от боли и прижал руки к лицу.

– Охрана, – сказал Гилдер. – Взять его.

Двое посов схватили Хоппела за руки, а остальные быстро окружили их, держа наготове оружие. Секундное замешательство, тихие голоса на трибунах: «Что? Что он сказал? Хоппел, разве такое может быть?»

– Да, друзья мои. Министр Хоппел предатель. Именно он передавал бунтовщикам особо важную информацию, в результате которой на прошлой неделе произошел взрыв, от которого погибли двое наших коллег.

– Боже, Хорос.

У Хоппела подгибались ноги. Он зажмурил глаза. Попытался высвободиться, но, казалось, начисто лишился сил.

– Ты меня знаешь! Все вы меня знаете! Суреш, Уилкс, кто-нибудь, скажите ему!

– Мне жаль, друг мой. Ты сам сделал это. Отведите его на поле.

Его утащили. Повисла гробовая тишина. Посреди поля, там, где стоял серебристый грузовик, Хоппела привязали к столбу толстой веревкой. Один из посов принес ведро и вылил его содержимое, алого цвета, на Хоппела. Оно тут же пропитало его одежду и волосы, залило лицо. Хоппел корчился, издавая жалобные вопли. «Не делайте этого. Умоляю, клянусь, я не предатель. Вы, ублюдки, скажите хоть что-нибудь!»

Гилдер приложил руки ко рту рупором.

– Арестованный закреплен?

– Закреплен!

Гилдер поднес рацию ко рту.

– Поехали.

Щелчок замка, скрежет открывающейся двери.