Это стало последней каплей. Ее сила воли исчезла, и ее захлестнула волна горести, ничем не сдерживаемая. Она задрожала.
– Все, – ответила она.
И она разрыдалась в объятиях Эми. Это был вопль боли и отчаяния, вознесшийся к звездам в морозном зимнем небе. Алиша плакала.
Но Гилдер не слышал этих слов. Председатель Хорос Гилдер спал, и ему снился сон. Ужасный, постоянно повторяющийся сон, как он душит своего отца подушкой в реабилитационном центре. Вопреки реальной истории это происходило не без борьбы. Отец бился, размахивал руками, хватая пальцами воздух, будто пытаясь освободиться, слышались его приглушенные крики, мольбы о пощаде. И лишь тогда, когда он перестал сопротивляться и Гилдер убрал с его лица подушку, Гилдер осознал свою ошибку. Он убил не отца, а Шону. О боже, нет! Глаза Шоны внезапно открылись, и она начала смеяться. Так сильно, что у нее слезы на глазах выступили. Хватит смеяться, завопил он. Хватит надо мной смеяться! Гилдер, сказала она, ты такой смешной. Видел бы ты свое лицо. Ты и этот идиотский браслет. Твоя мать была шлюхой. Шлюхой шлюхой шлюхой…
Он мгновенно проснулся.
Эти слова пронзили его мозг, будто током. Он резко вскочил на огромной кровати, с ее обилием подушек, одеял и простыней. С легким смущением понял, что заснул в одежде. Зачем, подумал он внезапно, зачем ему, ради всего святого, кровать с балдахином? Такая огромная, что он чувствует себя на ней, будто кукла? Он отмахнулся от этих мыслей. Они идут! Они здесь! Скинув ноги на пол, он сунул их в кожаные ботинки со шнуровкой, которые, очевидно, у него хватило сил снять, прежде чем уснуть от изнеможения. Заправляя рубашку в брюки, он кинулся к двери и побежал по коридору.
– Суреш!
В пустом коридоре раздался грохот ударов в дверь.
– Суреш, вставай!
Дверь в комнату открылась. На пороге появился его новый глава администрации, его лицо цвета темного ореха было сонным. На нем был пушистый белый банный халат и тапочки, он моргал, будто вылезший из берлоги медведь.