Так не должно было произойти. У него были планы, были надежды. Конечно, очень многие приняли предложение эвакуироваться в Техас тогда, в первые годы. Юстас знал, что так и будет. Остаться должны были самые крепкие духом, истинно верующие, те, кто видел в конце власти Красноглазых не просто освобождение от неволи, но нечто большее – шанс всё исправить, начать всё сначала, построить новую жизнь с нуля.

Но население всё уменьшалось и уменьшалось, и он начал беспокоиться. Оставшиеся не были строителями или мечтателями. Многие были слишком слабы, чтобы отправиться в путешествие, некоторые слишком боялись, другие же настолько привыкли, что за них всё решают, что не были способны ничего решить сами. Юстас бился изо всех сил, но никто понятия не имел, как добиться того, чтобы город снова начал жить. У них не было ни инженеров, ни водопроводчиков, ни электриков, ни врачей. Они могли использовать механизмы, оставшиеся после времен Красноглазых, но понятия не имели, как их чинить, если они ломаются. Через три года накрылась электростанция; водопровод и канализация – через пять; спустя десятилетие перестало работать практически всё. Организовать учебу для детей оказалось нереально. Лишь немногие из взрослых умели читать, а большинство вообще в этом смысла не видело. Зимы были суровые, и люди насмерть замерзали прямо в домах, а летом было ничуть не лучше – то потоп, то засуха. Вода в реке загнивала, но люди всё равно черпали ее ведрами. И десятками умирали от болезни, которую прозвали «речной лихорадкой». Половина скота пала, большая часть лошадей и овец, а свиньи вымерли все.

Красноглазые оставили им в наследство всё необходимое, чтобы поддерживать жизнь человеческого общества, кроме одного – воли делать это.

Дорога через Плоскоземье привела его к реке, а потом дальше, на восток, к стадиону. Сразу за стадионом было кладбище. Юстас пошел меж рядов надгробных камней. Некоторые могилы были украшены – оплывшие свечи, детские игрушки, давным-давно увядшие полевые цветы, появившиеся из-под тающего снега. Надгробья стояли идеальными рядами. Если что люди здесь и умели хорошо делать, так это могилы рыть. Подойдя к одному из камней, он опустился на корточки.

НИНА ВОРХЕС ЮСТАС САЙМОН ТИФТИ ЮСТАС ВОЗЛЮБЛЕННым ЖЕНЕ И СЫНУ

НИНА ВОРХЕС ЮСТАС

САЙМОН ТИФТИ ЮСТАС

ВОЗЛЮБЛЕННым ЖЕНЕ И СЫНУ

Они умерли друг за другом в течение считаных часов. Юстасу рассказали об этом только два дня спустя. Он сам валялся в лихорадке, в бреду, и теперь был рад тому факту, что не помнит, как это случилось. Эпидемия косила людей десятками. Казалось, что не было никакой системы в том, кто умер, а кто выжил. Совершенно здоровый взрослый мог умереть точно так же, как младенец или семидесятилетний старик. Болезнь протекала очень быстро. Лихорадка, озноб, кашель из самой глубины легких. Иногда болезнь, казалось, проходила, но лишь для того, чтобы с новой силой наброситься на свою жертву и разделаться с ней в течение минут. Саймону было три года, он был любознательным мальчишкой с умными глазами и заразительным смехом. Никогда в жизни Юстас никого так не любил, даже Нину. Они частенько подшучивали над тем, что их любовь друг к другу кажется мелочью по сравнению с тем, как они любят своего сына, хотя, конечно же, это не было правдой. Их любовь к мальчику была лишь еще одним проявлением их любви друг к другу.