Сам факт столь открытой враждебности астренской прессы говорит о многом — даже о большем, чем передвижения военных флотов. У Кана уже не оставалось сомнений: Императрица Дамира не просто готова встретить вторжение соперников во всеоружии, но всерьез рассматривает возможность нанести первый удар. Нельзя сказать, что лидер Ассамблеи был удивлен такими новостями.

— По крайней мере, у новой Императрицы больше решимости, чем у Теодоры, — вполголоса проворчал Великий Герцог. — Эта особа заглядывается высоко. Но это тернистый путь, госпожа Дамира… Рискуя, ты либо выигрываешь, либо проигрываешь.

Теодора Аргенис была вовсе не глупа и обладала твердым характером, но ей недоставало азарта. Она не из тех, кто идет ва-банк, напротив — она всегда была чрезмерно осмотрительна и предпочитала довольствоваться малым. Захватив трон, Теодора на этом успокоилась и не помышляла о большем. В Войну Серебряных Звезд она даже предпочла смириться с потерей половины имперских территорий, но удержать вторую половину, нежели идти до конца, рискуя потерять все. У Дамиры, очевидно, с азартом все в порядке. Настолько, что она не побоится выступить первой? Возможно…

Ответа на свою реплику Кан не дождался: кроме него, в кабинете оставался только Аллари, а тот, разумеется, не собирался комментировать привычку хозяина размышлять вслух. Седовласый дворецкий застыл у стены, неподвижный, как каменная статуя, и прямой, как гвардеец. Он был одним из немногих людей во дворце, рядом с которыми Дареш Кан время от времени позволял себе быть откровенным. В разумных пределах, конечно.

Неожиданно для самого себя герцог развернулся к старику и, усмехаясь, спросил:

— Ну, а как бы вы поступили на моем месте, Аллари?

Тот тихо кашлянул — это было самое сильное проявление чувств, какое он когда-либо позволял себе выказать открыто.

— Прошу прощения, милорд? — голос у старика был сухой и невыразительный.

— Что бы вы предпочли, Аллари? — повторил Дареш Кан. — Вы бы выступили первым или позволили сопернику сделать ход?

— Милорд, едва ли я вправе делать подобные заявления. Вы же знаете, что я никогда не был воином. Единственный талант, которым, смею надеяться, я обладаю: заваривать хороший чай.

— Но вы служили еще моему отцу, — хмыкнул Лорд-адмирал, сам не зная, что подбило его на такую откровенность. — Мне кажется, вы знаете об имперской политике больше многих в этом дворце.

— Покойный герцог тоже ценил мой чай, милорд, — Аллари говорил без тени иронии, — но никогда не делился со мною мыслями. Но если вы желаете услышать мое мнение, то… милорд, вы никогда не рассматривали возможность, кхм, мирного урегулирования спорных вопросов? — дворецкий осекся и, словно испугавшись собственных слов, отвел взгляд. — Прошу меня простить, господин герцог. Мне воистину не следует рассуждать о подобных вещах.