У причала ждет маленький частный турболет, она сама садится за штурвал.

— Прости меня. Я раньше никак не могла.

Я киваю молча: у меня совершенно нет уверенности, что это не сюжетное ответвление какого-нибудь из моих кошмаров, а с их персонажами лучше даже не пытаться заговаривать.

— Эрих за мной следил. Я воспользовалась первой же возможностью.

— Он знает? — неумелым языком выкладываю я слова.

— Он всегда знает. — Эллен снимает машину с причала, и мы зависаем над бездной. — Он все понял в тот же день.

— Он с тобой что-нибудь… Сделал? Избил?..

— Нет. Эрих меня не бьет. Он…

Эллен не договаривает. Мы парим над композитными ущельями, входим между композитных скал; она сосредоточена на управлении. Меня штормит; а ведь раньше от качки я не страдал, у нас даже были короткие курсы вождения.

— Куда мы летим? К вам домой?

— Ни в коем случае! — Она испуганно мотает головой. — Когда ему доложат, что я тебя выпустила… Ян… Я пыталась тебе объяснить… Если бы он просто бил меня…

— Так он знал, что меня держат в изоляторе? Я звонил ему, два из трех звонков потратил на твоего мужа, но его секретарь, этот лощеный…

— Эрих сказал мне, что ты оттуда никогда не выйдешь. И я… Господи, что я делаю…

— Он тебе угрожал? Вы все время на виду, он не посмеет!

— Эрих? Не посмеет?

Турболет несется в разрыв между двумя башнями — но Эллен берет левее, чем нужно; скорость громадная, и я еле успеваю сообразить, что она сейчас убьет нас обоих. Одолеваю головокружение, хватаю ее за руку.

— Эллен!

— Боже! Прости… Прости меня, я… — Она уводит нас от столкновения в последнюю секунду. — Я…

— Все в порядке? Может быть, договорим, когда сядем?

— Нет. Нет.