Я смотрю на них — и на меня тоже смотрят любопытно.

Все с этим делом в порядке, дурак был тот студент, брат Раджа, который думал продавать в Европу трансляции с барселонскими блудницами… Как его там звали? Погоди-ка… Я вспоминаю кое-что и нащупываю в нагрудном кармане его визитку. «Хему Тирак. Порнобарон». Странное чувство. Словно я сижу за их столом, и старик Девендра жив и подпаивает меня своей жгучей о де ви, и бабка Чахна велит ему остановиться, и Радж хмурится — не с арабами ли мы, не за паков ли, и очкарик Хему заливает мне про то, как мы будем процветать, когда наладим наш с ним общий бизнес.

Ничего этого больше нет. И ничего уже не будет.

Стоит на месте того города стерильная Барселона, чистая, пустая и продезинфицированная, «Летучий Голландец», выброшенный на берег.

— Прошу прощения? — Кто-то кладет руку на мое плечо.

— У вас нет о де ви? — Я не оглядываюсь назад; не хочется выныривать.

— Извините, вам придется расплатиться и покинуть наши купальни.

— А?

Секьюрити в белом пляжном костюме, на груди — нашивка-логотип «Источника».

— Пожалуйста, расплатитесь и покиньте наши купальни.

— А в чем дело?

— Вы смущаете наших клиентов. Ваш вид… — Он кашляет.

— Мой вид?

— Вы находитесь вне возрастной группы, которую мы рады тут видеть. Нам еще предстоит выяснить, почему вас пропустили сюда.

— Какого черта? Мне двадцать девять…

Тут я понимаю: сейчас август, мой день рождения в июне. Да ведь мне уже тридцать. Всего тридцать.

— Стареющим людям вход в «Источник» воспрещен. Это делается, чтобы не задевать чувства клиентов. Мне следует позвать коллег?

— Не следует.

Я отпихиваю его, на ходу расплачиваюсь с официантом и пытаюсь вычислить среди купальщиков ту тварь, которая на меня заявила. Чем я им мешал?!

— Дайте хоть в сортир зайти! Я, между прочим, полную цену платил за вход!