Светлый фон

— Долго ехать? — спросил Нишикори вместо ответа.

— Ехать-то? В два притопа допрем, — отозвался извозчик с козел, сворачивая на Сухаревку. — Значит, из дальних стран… Из Японии, что ль? Я вот, когда во флоте служил, тоже бывал в Японии. В Кобе. О, скажу я, порт! Красота! На Кипре порты — сени против японских.

— Почему считаешь, что мы из Японии? — спросил Нишикори.

— А? С лица фамилью видать, — и неторопливо продолжил. — Так вот, в Кобе был конторщик, пулеметом шпарил по-русски. Звали Харчилой, а сам тощ как червь. Весь день, значит, гуторит по-нашему, а как выпьет, наука от него отпадает, и опять: яки-коцу-намедни… Ни хрена не понятно. Без обид, я так, по-доброму. Речь у вас диковинная, чище чем у турок.

— Хачиро, — поправил Нишикори. — Восьмой сын.

— Может и восьмой, не знаю. Тот еще душегуб — без монеты вошь в подмышку не пустит, — извозчик сплюнул в бесконечную лужу, покрывавшую переулок.

— И что стало с ним?

— С кем?

— С Хачиро, конторщиком.

— Кто его знает, барин. Жениться, вроде, хотел. Дело для мужика доброе, для бабы — горшее редьки. Мы-то снялись в обратку, пошли во Владик, я его больше не встречал. Знакомый вашенский, что ли?

— Сам-то ты, Владимир, женат?

— Не, сам нет. Не в пору мне. Потом, может…

За поворотом с Петровки просунулся углом «Метрополь», блестя намытыми окнами. Тарантас, влекомый умницей-рысаком, выехал в Театральный и остановился у детища Саввы Мамонтова.

— О, народу тьма. Праздник, что ль? Приехали, барин! — прогудел извозчик, истребовав свою плату, вполне разумную. — Если что, ты свистни, я подскачу. Меня тут все знают. Уж я таких господ возил — закачаешься! Куда по нужде или для забавы — лучшего не сыскать. Тута по Москве есть куда навостриться…

Извозчик озорно подмигнул и дернул мокрые вожжи, предав пассажиров в руки ливрейного седовласого швейцара. Из аркады живо подскочил породистый носильщик в фуражке — аристократ против коллег-неандертальцев с Казанского. Ни жилкой не показав небрежения, белыми перчатками он похватал с мостовой тюки, крякнув, посадил на тележку, и пошел с ней за Нишикори.

Делегация проследовала в фойе. У стойки, за которой царствовал рыхлый как квашня гражданин с косым ртом, оказалось, что люкс для иностранных гостей готов наилучшим образом и уже их ждет:

— Оплачен на месяц вперед Торгпредством. Пожалуйте во второй этаж! — с уважением сказал администратор, двигая письменный прибор и глядя с лакейской издевкой на Керо, как бы подтрунивая над ним, что, мол, барин-то твой богат, а тебя держит похуже твари.

Керо расписался за обоих в журнале, и скоро новые постояльцы оказались в шикарных апартаментах, выходящих окнами на Большой театр. Его портик был торжественно освещен, и четверка неслась сквозь дождь, желая растоптать клумбу. К подъезду подъезжали пары на вечерний репертуар.