Линч поморщился: «Стóит ли игра свеч? Два года под одной крышей с Генри Белтом?»

«Я об этом не жалею. То есть, теперь не жалею, – сказал Тренчард. – Какой вам дали корабль?»

«Старый 25-й».

Тренчард снова покачал головой: «Антиквариат! Хлам, перевязанный веревочками».

«Меня уже об этом предупреждали, – мрачно отозвался Линч. – Если бы не мое проклятое тщеславие, я завтра же бросил бы всю эту затею. Научился бы продавать страховку или нанялся клерком…»

Вечером следующего дня Генри Белт сообщил: «Мы вылетаем во вторник. Соберите свои вещи и попрощайтесь с родными пенатами. Нас не будет несколько месяцев».

Во вторник утром кадеты заняли места в челноке. Через некоторое время появился и Генри Белт: «Последняя возможность отступления! Кто-нибудь решил, наконец, что не годится в астронавты?»

Пилот челнока был в шутливом настроении: «Эй, Генри, не пугай детей! Кроме тебя, уже никто не боится космоса».

Темное плоское лицо Генри Белта повернулось к пилоту: «Даже так? Если ты займешь место одного из кадетов, я заплачý десять тысяч долларов».

Пилот покачал головой: «Не соглашусь и за сто тысяч, Генри. В один прекрасный день твоему везению придет конец, и твой холодный молчаливый труп займет вечную орбиту».

«Ничего другого я не ожидаю. Если бы я хотел разжиреть и умереть в своей постели, я стал бы пилотом челнока».

«Когда ты приструнишь зеленого змия, Генри, может быть, тебе предложат настоящую работу».

Генри Белт по-волчьи оскалился: «Пьяный в зюзю, я лучше тебя справлюсь со всем, что ты делаешь – за исключением болтовни, конечно. Даже в том, что касается андалузского фанданго или шлюх в Калькутте».

«Нехорошо обижать стариков, Генри. Так что не беспокойся».

«Премного благодарен. Если ты готов, мы готовы».

«Держитесь крепче! Отсчет начинается…» Челнок вздрогнул, напрягся, приподнялся над землей и с грохотом устремился в небо. Через час пилот протянул руку: «Вот оно, ваше суденышко, старый 25-й. Рядом с ним 39-й, только что вернулся».

Генри Белт возмущенно уставился на иллюминатор: «Что они сделали с кораблем? Какая-то мазня? В красную, белую, желтую полоску? Это не парусник, а шахматная доска!»

«Какому-то недоумку из сухопутных крыс в главном управлении, – отозвался пилот, – пришло в голову разукрасить старые посудины по случаю визита конгрессменов. Так получилось».

Генри Белт повернулся к кадетам: «Полюбуйтесь на этот шедевр! Вот к чему приводят тщеславие и невежество. Нам придется затратить несколько дней только на то, чтобы содрать всю эту краску».

Они дрейфовали под двумя парусниками: стройным и блестящим тридцать девятым, завершившим полет, и размалеванным двадцать пятым. У выходного люка тридцать девятого ожидала прибытия челнока группа людей в скафандрах, с пристегнутыми тросами, плавающими вокруг них контейнерами.