Челнок доставил последнюю партию груза: воду, провизию, запасные компоненты, новый журнал на микрофильме для проектора, почту. Генри Белт приказал: «Поднять парус!»

«Поднять парус» на спирально расширяющейся орбите означало поворачивать парус перпендикулярно солнечным лучам, когда корабль летел от Солнца, и параллельно тем же лучам, когда корабль приближался к Солнцу. Таким образом парусник №25 наращивал орбитальную скорость, что в конечном счете позволяло ему вырваться из пут земного притяжения и начать полет к Марсу.

На этапе первоначального ускорения кадеты проверили все установленное на борту оборудование. Некоторые приборы вызывали у них гримасы отвращения и отчаяния: они устарели так же, как и сам корабль. Генри Белт, казалось, наслаждался их раздражением: «Это тренировочный полет, а не развлекательный круиз. Если вы хотели, чтобы вас холили и лелеяли, вам следовало найти работу на Земле. Предупреждаю вас, господа: я не испытываю ни малейшей симпатии к любителям находить недостатки. Если вам понадобится образец для подражания, достаточно взглянуть на меня. Я безмятежно отношусь к любым превратностям судьбы. Вы никогда не заметите, чтобы я ругался или разводил руками, поражаясь постигшей меня неудаче».

Угрюмый и задумчивый Саттон – как правило, самый застенчивый и лаконичный из кадетов, не удержался от саркастического замечания: «Если мы станем рассматривать вас, как образец для подражания, сэр, на борту невозможно будет пройти между ящиками с виски».

Тут же на свет появилась красная записная книжка: «Непозволительная дерзость, господин Саттон! Как вы посмели поддаться мимолетному приступу ехидства? Научитесь держать острый язык за зубами – иначе вы станете очень непопулярны на борту этого корабля».

Саттон порозовел, глаза его заблестели. Он открыл было рот, но сразу плотно закрыл его. Генри Белт, терпеливо и вежливо ожидавший его реакции, отвернулся: «Вы могли бы заметить, господа, что я строго придерживаюсь моих собственных правил. С точностью откалиброванного хронометра. Во всем космическом флоте нет более добродушного и благожелательного инструктора, чем Генри Белт. Более справедливый человек еще не родился на свет. Господин Калпеппер, вы хотели что-то сказать?»

«Ничего существенного, сэр. Просто я хотел выразить благодарность судьбе за то, что мне не пришлось отправиться в полет под руководством не такого строгого к самому себе, добродушного и справедливого человека, как вы».

Генри Белт задумался: «Не могу ничего возразить на ваше замечание. Конечно, в нем чувствуется примесь ехидства и намек на оскорбление – но за неимением доказательств противного придется допустить, что вы искренне выразили свое мнение».