Она выпрямилась, оглянулась, но все было по-прежнему тихо. Коридор, в котором она стояла, упирался в другой, и, хотя Марика видела все это впервые, бывала она здесь неоднократно. Мика не дошла три шага до поворота направо, к покоям Мергира. Налево Марика ходила только один раз. И сейчас ей нужно было повторить по памяти этот маршрут.

Она пошла, бесшумно ступая, к повороту и осторожно выглянула в коридор. Пусто.

Сделала шаг. Второй.

Остановилась.

Обернулась.

Тело Мики чернело в полумраке на гладких плитах пола.

Марика зло выругалась, сплевывая грубые аргенские слова на чистый изульский мрамор, и подбежала к девушке. Мгновение спустя Мика открыла глаза и с удивлением взглянула на Марику, склонившуюся над ней.

— Что случилось, хайин?

— Ты потеряла сознание. Возможно, последствия того отравления. Идем. Нам надо спешить.

* * *

Потом из всей этой ночи Мика могла вспомнить только один единственный момент, картину, застывшую перед глазами — как в теплом неярком свете от пламени свечи холодное, будто вырезанное из камня лицо саидх склоняется над вали, а его кожа кажется восковой. Руки, колдующие над раной в боку, испачканы в крови, но это не мешает голубым глазам смотреть спокойно и собранно, как будто в месиве, в которое превратили прекрасное тело легих, можно увидеть что-то осмысленное. Но колдунья смотрит, проводит над раной окровавленными пальцами, улыбается и бормочет что-то на своем языке. Потом поднимает взгляд на Мику и поясняет ей по-изульски:

— Я нашла, в чем тут была беда.

Еще несколько пассов, и колдунья извлекает что-то продолговатое, черное, мокрое от крови и гноя.

— Щепка, — снова поясняет колдунья, как будто Мике хочется знать, что именно заставило ее легих гнить изнутри и страдать.