— Впечатляющий способ ее разорвать, — без тени улыбки заметила она — но он все равно рассмеялся.

— Смотри, — сказал он и прикоснулся ладонью к земле. Голубое свечение померкло вокруг его руки, уступив место теплому желтому свету. Он поднял ладонь, на которой тут же открылась свежая рана, а по земле пробежала дрожь, и в нескольких шагах от них тут же появился росток, невероятно нежный по сравнению с окружавшими его мертвыми стволами. Он крутился, раскрывался, ветвился, пока не превратился в небольшое изящное дерево. Ветки сформировались в крону, и последним завершающим штрихом из них выстрелили желтые листья странной ромбовидной формы. Несколько мгновений они держались на тонких длинных черенках, а затем опали на землю золотым дождем, и дерево стало точно таким же, как и все остальные, — черным и мертвым.

Она стояла, не шелохнувшись, сложив на пестром платье тонкие руки, и не спускала больших глаз с дерева. Он снова споткнулся на вдохе.

— Это гинкго, — тяжело выдохнул он. — Оно растет далеко на востоке. Я подумал, тебе должен понравиться такой цвет.

Ее губы слегка скривились.

— Опять, — еле слышно простонала она. — Ты опять тратишь силы на глупости!.. Я ждала тебя — тысячу осеней ждала — а ты тратишь силы на глупости!

— Дорогая, — мягко возразил он — новый прерывистый вдох, — но на что же еще их тратить?