– Достаточно, – сказала я, когда она наобум выбирала людей в ноутбуке. – Довольно. И что «Прометей» делает со всей этой информацией?
– Конечно же, продает ее. А вы как думали?
– А что вы с ней сделаете?
Ее губы сжались в тонкую нитку.
– Этот список содержит имена всех, кто в настоящий момент пользуется «Совершенством». У меня нет времени обращаться к каждому из них индивидуально, чтобы открыть всю правду, так что я поставлю спектакль.
– Какого рода спектакль?
– Это зависит от того, – задумчиво протянула она, – как пойдут дела в следующие несколько месяцев.
Я снова полюбопытствовала на следующее утро, а потом еще и вечером, за завтраком и за ужином, но как-то раз она сказала:
– Я, кажется, записала, что вас волнует то, что я стану делать с «Совершенством» теперь, когда вы его для меня украли. Вас это волнует?
– Нет, – соврала я, мгновенно залившись пунцовым румянцем и ощутив, как у меня в ушах бешено заколотилось сердце. – Вовсе нет.
Она кивнула, сделала пометку в тетради, и больше я об этом не спрашивала.
Жуткий страх. Ужас. Может быть
…экстаз?
Разве это чувствуешь, когда тебя помнят?
Разве это… то мгновение, когда Байрон выспрашивает меня о чем-то, что я сказала или сделала, о чем-то, что она по-своему может
Я бегу в гору наперегонки с трамваем, и на какую-то секунду мне кажется, что я действительно могу его обогнать.