Светлый фон

Знания струились у меня в голове, и я обнаружила, что это просто… знания.

Никаких слов, чтобы успокоиться, никаких мыслей, чтобы сосредоточиться, никаких знаний-как-свобода, знаний-как-гордость, знаний-как-место-пребывания-души, просто…

Мысль.

Где мы?

Прямые французские дороги, построенные поверх их римских предшественников. Взмывающие вверх и переплетающиеся кронами деревья, поломанные ветви, обозначающие высоту и ширину самого большого проехавшего грузовика, туннель из листьев, застящий лунный свет, свечение большой автострады где-то вдали. «Скорая» внезапно резко тормозит, я проезжаю мимо, слишком близко, чтобы остановиться без скандала. Через сто метров останавливаюсь, выключаю фару, жду, оглядываюсь, чтобы узнать, почему «Скорая» тормознула. Это все из-за совы на дороге, на удивление тупой птицы, усевшейся у них на пути, мигающей глазами и недоумевающей, почему эта машина не уберется у нее с глаз. Открывается пассажирская дверь, и оттуда выходит Гоген. Он подходит к сидящей на асфальте птице, опускается на корточки в полуметре от нее, медленно, очень медленно протягивает руку. Фары «Скорой» высвечивают его лицо, лучащееся добротой, но птица улетает, прежде чем он успевает до нее дотронуться. Он еще мгновение сидит на корточках, потом возвращается к машине, которая снова трогается в путь.

Я не скрываюсь, они проезжают мимо меня, и я знаю, что меня заметили, считаю до двадцати, чтобы они успели все забыть, потом включаю фару и следую за ними.

Глава 81

Глава 81

Здание, некогда служившее школой, в местечке, некогда бывшем деревней. Небольшая речушка течет с гор Центрального массива, замедляя воды и расширяясь по мере приближения к морю. Переброшенный через нее в точке разлива мост, на котором стояли фонари из кованого железа с висячими кузовками, украшенные белыми и лиловыми цветами, и в каждой такой корзиночке скрывался динамик, даже в час ночи игравший детские народные песенки, перемежавшиеся бодрыми обращениями мэра.

Ставни на окнах магазина закрыты, гостиница, выходящая окнами на реку, обезлюдела до начала сезона отпусков, граффити на стене банка гласили: «Мы умерли». На вершине холма стоял почти наглухо заколоченный готический особняк в викторианском стиле, с островерхими башенками и покосившимися флюгерами – мечта вампира. Высокие стены окружали разросшиеся и запущенные сады, черную шиферную плитку и красный узорный кирпич. На воротах висела табличка «продается», полустершаяся от времени и дождей. Гоген не удосужился снять ее, возможно, полагая, что никто сюда не приедет – что никто сюда вообще не приезжал, – но при приближении «Скорой» мужчина в серой шляпе открыл ворота, закрыл их за машиной и снова запер на висячий замок.