– Я хочу знать, почему именно этот зверь? Почему не те свирепые львы, которые изображены на щитах у человеческих воинов?

– Потому что собака – самое первое животное, прирученное человеком, – ответила Плавтина. – Потому что Отону необходимо было создать расу, которая сможет служить Хозяевам, если они возродятся, и поддерживать их. Аттик вряд ли мне возразит.

– Вовсе нет, – сказал тот. – Но я хотел бы еще добавить, что мозг собак после селекции, которую Человек проводил десятилетиями, оказался чрезвычайно пластичным.

– А значит, – продолжил Эврибиад, – было легко привить нам человеческую культуру, которая, вдобавок, шла из античности – ведь нас предполагалось развивать постепенно. Вот почему вы были несогласны с Отоном, когда он решил лететь в космос. Вам нужно было больше времени, чтобы усовершенствовать ваше творение, чтобы развивать нас в оптимальном ритме внутри цивилизации, которая сама по себе – лишь вульгарная копия, тень без запаха. Вы хотели нас защитить.

Аттик ничего не ответил.

– Но почему же это постепенное развитие было так важно? – спросила Фотида. – Почему вы сразу не дали нам доступ к технологиям?

Все на мгновение замолчали. Плавтина с интересом ждала продолжения. Аттика охватила легкая дрожь. Вместо него ответил Эврибиад:

– Большинство людопсов не способно с ними работать. Очевидно, Аттик в своих трудах частично потерпел неудачу. Характеристики, благодаря которым наша раса превосходит этих… четвероногих…

Он скривился, указывая на собаку, изображенную на вазе. Такая реакция отторжения была хоть и несправедлива, но понятна.

– Это рецессивные характеристики, – закончила Фотида.

Кибернету понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Все это было чрезвычайно сложно и плохо укладывалось у него в голове. Он повернулся к Фемистоклу, глядя ему прямо в глаза:

– Однажды, когда я направлялся в деревню вершить правосудие, Фемистокл отдал мне приказ, противоположный тому, что мне полагалось делать: преследовать невиновных, с особым указанием – не щадить женщин и детей. Подчинившись ему, я совершил непоправимое, и у меня не хватило сил покончить с собой. Я тогда был моложе и только что женился.

Не удержавшись, он искоса взглянул на Фотиду, но та не посмотрела на него в ответ. Она упрямо разглядывала пол под ногами с отсутствующим видом, словно все происходящее ее не касалось, словно она укрылась в потайной комнатке собственного сознания. Эврибиад продолжил:

– Полемарх никогда не велел бы мне по собственной воле, без уважительной причины, перебить деревенских просто потому, что они отреклись от Отона и разбили его статую. Из этого я слишком поспешно заключил, что приказ шел от бога, вот только вчера я узнал от Плавтины, что это было невозможно. Не думая, потому что гнев ослепил меня, я набросился на Фемистокла, желая призвать его к ответу. И из-за этого упустил из виду кое-что важное. Почему они это сделали? Что могло разозлить их так, чтобы они отреклись от своего создателя? Вот что я думаю: население той деревни не соответствовало спецификациям программы Аттика. Оттого, мне кажется, что разумность для моей расы не слишком естественна.