Он был в таком хорошем настроении, что задержка с садовниками ему не досаждала. Его распирала радость, какой он не чувствовал с момента изгнания из Царства. Господи! Он снова командует саранчой, снова стоит во главе Рыцарей Меча. Он бы расцеловал морды своих восстановленных подчиненных. Из Преисподней он привел только своего боевого леопарда, который был его верным товарищем во многих битвах.
Он поклонился в седле, приветствуя Тубиэля широкой, искренней улыбкой.
– Хорошо, что ты наконец пришел. Эти глупцы не хотят открывать ворота. Они думают, что мы из Преисподней.
– Я не понимаю, господин, – произнес Тубиэль вежливо. – Чего вы от нас хотите? До этого времени солдаты, особенно в таком количестве, не удостаивали нас своим визитом.
Камаэль скривился. Он наклонился еще ниже, чтобы заглянуть в глаза ангелу Лета.
– Мы должны войти на территорию садов, – спокойно пояснил он. – От этого зависит безопасность Царства. Открой нам ворота, Тубиэль.
Садовник отступил на шаг.
– Меня безмерно радует, что вы хотите посетить наши скромные сады. Это настоящая честь. Однако же, – протянул он с фальшивым сожалением, – правила требуют впускать только маленькие группы пеших посетителей. Будьте любезны слезть с коней и подождать. Первую группу могу впустить сейчас же, потом следующую, когда первая вернется…
– Ты не понял, – прервал его Камаэль. – Я должен провести это войско немедленно. На кону благополучие Царства, а это, как ты знаешь, дело приоритетное. Йофиэль, покажи ему приказ.
Предводитель легиона Дыма протянул руку со свитком. Тубиэль посмотрел на него с каменным лицом.
– Извини, господин, – сухо произнес он. – Я знаю свои обязанности, даже если регент Царства сошел с ума и забыл о своих.
– То есть ты отказываешься открыть ворота?
Тубиэль гордо задрал подбородок.
– Именно так.
Камаэль со вздохом провел рукой по лицу.
– Вот же зараза, – буркнул он Даймону. – Что будем с этим придурком делать? Он готов умереть за свои розы.
– Предоставь это мне, – ответил Фрэй голосом, напоминающим плеск воды в подземном озере, когда кинуть в него камень. – Я думаю, что смогу переубедить его.
Он плохо себя чувствовал. Рука снова начала болеть, а в сердце полыхал гнев, словно факел. Он ехал мстить. Нитаэлю, Дубиэлю и Оху, цензору Нисроху, каждому, кто приложил руку к происшедшему с Хийей. По какому праву этот напыщенный, смешной истребитель сорняков осмелился ему мешать, если самая большая катастрофа, которая случалась с ним по жизни, это тля, поедающая розы?
Он направил Полынь просто на Тубиэля так, что конь навалился на него грудью. Тубиэль стоял, сжав губы и не думая отступать ни на шаг.