– Ты привел на войну весь свой народ. Не боишься, что все погибнут?
– Тогда после нас останутся хорошие воспоминания, – ответил Игнис. – Никто не обвинит саламандр в том, что они не знают, что такое преданность.
– Ты прав, – вздохнул архангел. – Могу тебе пообещать, что сделаю все, чтобы ее должным образом оценили.
– Благодарю, господин, – Игнис поклонился.
– Ты необыкновенное существо, Игнис.
Улыбка саламандры стала шире.
– Ты тоже, господин, – ответил он.
* * *
Даймон лежал в ванне. Нежный, теплый, золотой свет проникал через полуприкрытые веки, превращая комнату в елочную игрушку. «В Царстве никогда не идет снег, – подумал он. – А на Земле идет. Какое там сейчас время года? Наверное, зима». Когда он прятался в бараке Самаэля, октябрьский ветер завывал в кронах деревьев. В Царстве время идет иначе. Наверное, люди сейчас готовятся к Рождеству. Елка, стол, подарки. Это банально, но так мило. Внезапно ему захотелось сидеть вот так с Хийей. За праздничным ужином, во время обычного завтрака, в клубе с пивом, в лесу на пикнике. Впервые в жизни Даймон Фрэй, ангел Разрушения, захотел стать человеком. Никаких обязанностей перед Царством, никакой ответственности за судьбу Вселенной, никакой силы, магии, Разрушителя Миров, Танцующего на Пепелище, просто он и Хийя. Два существа, два человека.
Он очень скучал, но сейчас, в преддверии битвы, он не мог решиться и посетить остров. Что он мог рассказать своей призрачной любви? Нет, сейчас он не может навестить ее.
Теплая вода в ванне была приятной, она убаюкивала, нашептывая что-то успокаивающее на непонятном языке, напоминающем шепот морских волн, но нежных и ручных. Он хотел, чтобы это продолжалось, по крайней мере если желание быть с Хийей действительно настолько нереально. Он медленно засыпал.
– Приветствую, Разрушитель, – прошелестел на ухо едва слышный шепот.
Даймон молниеносно открыл глаза.
– Дума? Как ты сюда попал?
Безобразное лицо ангела смертельной тишины искривила ухмылка.
– А-а-а-а… у меня разные способы.
– К черту, это моя частная ванная! Я не заказывал общество, во всяком случае никого такого, как ты.
Дума потер плоский нос.
– Не нравятся мои прелести? – засмеялся он.
Даймон поднялся на локтях и сел.