Ринард – застенчивый, немногословный, крепкий, если не умом, так телом, – один из горстки бойцов, вырвавшихся из захваченного Ланфорта и прикрывавших ей спину. Теперь он, последний из них, пал от рук надменных жестоких северян, которым ни к чему были новые беженцы – соперники в местных войнах и разбое. Она осталась совсем одна.

Бегущая черная гончая на кроваво-красном поле – она запомнит этот герб. О, да, она сохранит его в памяти, и однажды… Рука крепко стиснула камень, принимая боль как скрепление клятвы, хотя на исполнение ее было немного надежды.

Спасение ей сулил один только лес. От открытых полей ее отрезали. Лес был густой, темный, да еще тучи собирались к грозе. Она встала, поудобнее пристроила пояс с мечом и встряхнулась, поправляя заплечный мешок.

По слухам, и в этой угрюмой темной чаще кто-то жил. Но о таких лесных жителях мало кто отзывался по-доброму. Впрочем, она видела больше зла от людей, пропахших огнем и кровью, а сумрак за опушкой обещал укрытие.

Еще она слышала, что люди чураются этого леса. Вот и хорошо. В душе она и себя чувствовала чужой своему роду, а из всех зверей больше всего боялась человека.

Ее лицо в тени обшитой металлическими колечками шапки заострилось, о чистом белье она давно забыла, мир ее был жестоким миром. Однако под ноги легла тропа – узкая полоска, отмеченная кое-где отпечатками копыт и лап, но без следа сапог.

Тишина навеяла ей странные мысли. Да, лес предлагал укрытие, но обладал и собственной потаенной жизнью, и Тра все оглядывалась через плечо, высматривая затаившихся, следящих. Беспокойство обострялось с каждым шагом, и она напряженно вслушивалась, ожидая шума погони.

Между тем тропинка расширилась, и впереди, несмотря на тучи и древесный сумрак, забрезжил свет. Она вышла на поляну – два огромных дерева рухнули и лежали бок о бок: одно безнадежно запуталось ветвями в вывернутых корнях другого.

К этому сплетению корней и веток жалась хижина – грубая, но крепкая, с выложенными из камня стенами, и крыша ее казалась надежным укрытием от бури.

Справа от хижины из того же камня кто-то выложил чашу, куда, журча, вливался ручей, – обнадеживающее зрелище для пропыленной с головы до ног путницы с пересохшей глоткой.

Тра из-за кустов изучала открывшуюся хижину. Над крышей поднималась примитивная труба, но дымом даже не пахло. По бокам покрытой корой двери виднелись две темные прорези не шире ее ладоней – но жизни за ними она не чувствовала.

К ней витками спустилась большая бабочка с обведенными траурной полоской золотыми крыльями. Из травяных зарослей взметнулся серый зверь, но опоздал. Только когда промахнувшийся охотник приземлился, Тра узнала в нем кота.