– Он потянул меня в дом утех, – перебил амитрая Брус. – Словно на прощание с этой страной необходимо подцепить стыдную болезнь. Те шлюшки выглядели как призраки урочища.

– Если бы я знал, что у тебя все отвалилось от старости, не просил бы. В пустыне станешь трахать бактрианов и свой бурдюк.

Мы достали из вьюков все наше убийственное железо, какое сумели найти, и поехали в город, выглядя словно банда мародеров. Оружие мы приторочили так, как это делают разбойники и бунтовщики. Как можно более свободно и удобно: на спине, на плече, около лодыжки или за поясом, абы не так, как носят в армии. Еще мы проследили, чтобы каждый был не похож на остальных.

Собиравшиеся уходить южным путем окружали город широким кругом. Везде стояли шалаши и палатки, десятки возов и повозок; за кривыми каменными стеночками лежали, сбившись в кучу, худые уродливые бактрианы; самые разнообразные товары раскладывали прямо вдоль дороги на матах. У источника под городом, походившего нынче на болотистое озерцо, толклось немало людей, то и дело вспыхивали драки. Некогда вокруг источников стоял пустынный сад. Шумели кусты и деревья, журчали ручьи. Цвели цветы, росли плоды и овощи. Теперь же все было сожрано и сорвано, а то, что в пищу не годилось, – сломано, вытоптано и порублено на топливо. Пустынный сад превратился в пустыню, покрытую рассохшейся грязью, где торчали сухие стволы и сломанные ветки. Казалось, большая часть людей день напролет занята тем, что либо добывает воду, либо ее носит. Везде сновали толпы с самыми разными сосудами – кувшинами, тыквами и ведрами. И никому не мешало, что в пруду плавали два трупа.

Как и говорил Бенкей, при виде нашего арсенала толпа расступалась, пусть и не до конца. Отовсюду к нам тянули тонкие, будто сухие ветки, руки те, кто голодал. Руки сжимали нищенские миски, а порой хватали за одежду и конскую упряжь. Мы ехали среди крика и воплей тех, кому уже было все едино, кто много дней ел лишь отчаяние и запивал его песком.

Ехали мы молча. Я смотрел в преисполненные отчаянием глаза женщин и детей, и тогда вернулось ко мне чувство, которое Ремень называл «императорским стыдом». Что-то говорило мне, что я должен дать этим людям еду. Я потянулся к сумам, тогда Брус внезапно въехал между мной и голодающими и оттолкнул моего коня своим.

– Прекрати! – прошипел он едва слышно в общем шуме. – Они голодают не из-за тебя, а ты сумеешь накормить едва ли и пару из них. Если покажешь, что раздаешь еду, они разорвут нас на куски. Раздашь все и обречешь себя на смерть. Что будешь есть на пустошах Конца Света? Камни? Взгляни, сколько их! И чем лучше те из них, что сумеют к тебе протолкнуться?