Вот только я не мог привыкнуть к ритму длинных шагов птицы, меня то и дело бросало со стороны в сторону, и все время приходилось судорожно держаться, чтобы не упасть. Ущелье еще не исчезло из виду, там даже не появился хвост каравана, а я уже чувствовал, как от усилий у меня начинают ныть все мышцы.

Тем кебирийцам, которым, как и нам, достались орнипанты, езда, казалось, не доставляет никаких хлопот. Они полулежали на паланкинах, подвернув ноги, и лениво правили птицами, едва шевеля длинными вожжами либо тыкая в них палицами. Выглядели они так, словно правили бричкой, запряженной медленными онаграми, которые и сами знают, куда идти.

Я же постоянно путал команды, ремни переплетались у меня в руках, и я чуть не потерял палицу.

– Надеюсь, сражаетесь вы лучше, чем правите, – заметил кто-то из всадников. – А то эскорт из вас окажется и вовсе никуда!

Я мрачно глянул на него, уже насквозь пропотев, чувствуя боль во всем теле и отчаянно стараясь удержаться в седле. Не мог и мечтать о том, чтобы расслабиться в паланкине – иначе сразу выпал бы оттуда. У меня даже не было времени крикнуть ему что-либо в ответ.

Я полагал, что Нахель Зим – бесконечное мертвое море песка, а мы, тем временем, ехали пустошами, полными скал, камней, зарослей травы и каких-то деревцев, растущих там и сям. От степи, по которой мы сюда добирались, пейзаж не слишком отличался.

Орнипанты шли быстро. Даже слишком быстро, поскольку один шаг птицы был в несколько человеческих, а идти надлежало вровень с достойно вышагивающими бактрианами.

– Не выходить из строя! – орал кто-то каждую минуту.

– Рахии… – прохрипел я, натягивая вожжи. Тварь повернула свою большую голову, глядя на меня с возмущением.

Странствие пустошами на спине огромной птицы длится бесконечно, когда ты его переживаешь, но после мало что остается для воспоминаний и еще меньше – для рассказа.

Были лишь удары огромных лап в землю, которые я ощущал всем хребтом, точно меня раз за разом пинали под зад, были проплывающие внизу камни и кусты, жар, стекающий с раскаленного, словно море ртути, неба, мухи, кружащие вокруг лица, и бесконечная вереница вьючных животных.

Часть из них несла запасы еды, воды и корма, часть – толстые прямоугольные плиты соли, запакованные в кожаные мешки, а еще часть – какие-то другие пакеты и свертки. Животные были гружены так, что из-под груза не удавалось рассмотреть их спины, но шли они ровно и неудержимо, будто не чувствуя тяжести.

Марш тянулся бесконечно. Я ощущал боль в спине, бедрах, затылке – почти в каждом пальце, судорожно стиснутом на ремне вожжей.