— Еще бы! Это ведь кольцо…

— Мое! — Афраний прорычал с порога.

Как он открыл бесшумно дверь? Как он вошел? Ни Анна, ни Маргарита Николавна не слышали… Настала тишина смертельная. Как за мгновенье до первого раскатистого залпа решающего сраженья. И как за вздох перед аккордом, обрывающим симфонию всей жизни. В этой величественной, словно горной, тишине вдруг скрипнул кислый голос. Как из коммунальной кухни:

— Товарищ, так вы халат берете или нет? Вы к Охламовичу идете?

Дикообразцев, смущенный от чувства, что вопросы эти дежурная ему адресовала не первый раз, поежился, поднялся, взял халат, который цветом был под высохший асфальт, и двинулся в больничный коридор.

— Направо вам, направо! — сварливо крикнула ему во след дежурная.

В сером коридоре хотелось умереть. Так было там тоскливо. Все как-то брошено. Все как-то в беспорядке. Как у людей, которым платят очень скупо за их работу. Больные в несуразных одеяньях, молоденькие медсестры в халатиках, ну, совершенно проститутских. И с лицами такими же. Замученные врачи с опавшими плечами…

Дикообразцев без труда нашел травматологическую палату и обнаружил в ней штук двадцать коек. Здесь пациенты были все больше в гипсе, со вздернутыми к потолку руками, ногами. Стонали, матерились, но кое-кто дышал довольно перегаром. Сообразив, что в этом переплетенье бинтов, повязок, шин и спиц, в кровоподтеках, синяках и шрамах он Охламовича узнает вряд ли, тем более, что видел его раньше мельком, Дикообразцев прямо от двери громко спросил:

— Кто здесь Павел Охламович?

Ворчание в ответ.

— Есть здесь Охламович? — с большим воодушевленьем упорствовал Дикообразцев.

— Ты, милый, по что калек ругаешь? — на койке ближайшей проворчал какой-то дед. — Сейчас вот гипсом по уху получишь, тогда, чай, перестанешь обзываться!

— Да я не обзываюсь! Ну что поделать, если фамилия такая? — однако, в голосе Дикообразцева звучало извиненье. — Его вчера к вам положили. Он — журналист. Звать — Павел Охламович. Из Москвы. Его избили бомжи.

Дед застучал незагипсованной рукой по жеванному покрывалу:

— Ну как же, как же! Был такой! Кормилец бомжей! Вот чуморик!..

— Высказали… был?

— Ага, ага! Был да весь вышел! — блеснул глазами дед.

Дикообразцев проговорил сквозь силу:

— Он… он… умер?

Дед зычно засмеялся. И эта зычность показала, что пива обычно он выпивает много. Под водочку.