— А что, если я предпочту всему сон и фантазию? — спрашивает Пиппа.

Это совершенно в ее духе — говорить подобные насмешливые глупости.

— А что, если я в следующий раз не возьму тебя с собой?

Фелисити подстрелила маленького кролика. И, подойдя к нам, показывает его безжизненно обвисшее тельце.

— Что у вас тут такое?

Пиппа надувается.

— Это все Джемма. Она не хочет приводить нас сюда!

Фелисити все еще держит в одной руке окровавленную стрелу.

— Что случилось, Джемма?

Она мигом мрачнеет и пристально смотрит на меня, и я вдруг невольно отвожу взгляд.

— Я ничего такого не говорила.

— Ну, ты это подразумевала, — фыркает Пиппа.

— Может, лучше забудем этот глупый довод? — резко бросаю я.

— Джемма, — Пиппа еще сильнее выпячивает нижнюю губку. — Не будь такой злючкой!

Фелисити строит точно такую же нелепую рожицу.

— Джемма, пожалуйста, перестань! Очень трудно разговаривать, когда держишь губы в таком положении!

Энн присоединяется к остальным.

— Я вообще не стану улыбаться, пока не улыбнется Джемма! И никто меня не заставит!

— Да! — Фелисити хихикает, продолжая по-бульдожьи выпячивать подбородок. — И все будут говорить: «Надо же, а ведь раньше они были такими хорошенькими! Что это такое случилось с их нижними губами?»

Я не выдерживаю. И хохочу во все горло. Мы все четверо валимся на траву, визжа и хохоча и строя самые нелепые рожи, какие только можно вообразить, пока наконец не выдыхаемся окончательно. И приходит пора возвращаться.