Светлый фон

Терентьев жадно слушал, и морщины на его лице разглаживались. Потом Хозяин уснул. Шатаясь от усталости, я вышел на свежий воздух. Тупая, и пока несильная боль пульсировала в висках, по затылку стучал молоточек.

Окончательно свечерело. Я пытался сообразить, где можно устроиться на ночлег. Прохладный ветерок трепал влажные от пота волосы. Лёгкие жадно глотали ночную свежесть; она казалась сладкой после отравленного свечами, махоркой и болезнью воздуха в комнате Хозяина. Очень кстати подошёл Клыков, дал покурить. Он сказал:

— Молодец, хорошо говорил, даже я заслушался, а старик и вовсе успокоился.

— Наверное, хорошо, — вздохнул я, — только не о том. Есть ещё одна проблема — скоро жить нам станет негде. Отсюда лес прогонит, а в Посёлок Пасюк не пустит. Знаешь, Клыков, нам нигде не рады. Я позвал на помощь чужаков. На первое время это выход. А дальше надо будет решать. Слушай, что-то я устал. Где тут можно поспать?

— Да где хочешь. Вон сколько пустых домов, заходи в любой. А лучше иди к Ольге. И Катя там, пообщаетесь. Накормят тебя девчонки, напоят, да спать уложат.

— Клыков, — попросил я, — Будь другом, проводи. Я не знаю, где они живут.

 

* * *

 

— Ну, что вы, в самом деле? Отстань, Клыков, ну, отстань, — но тот не отставал.

— Хватит спать, лежебока, — требовал он. — От Пасюкова пришли. Говорить желают.

— А я причём? — попробовал отбиться я, — Ты главный, ты и говори.

— А они не хотят со мной. Они опять хотят тебя.

— Хотят, перехотят, — забубнил я, пытаясь стряхнуть сон. Сговорились они, что ли? В который уж раз, едва засну, начинают будить. Лучше бы совсем не ложился, чем так. Голова, будто из свинца, мысли не то, чтобы разбегаются — их вовсе нет.

Я никак не мог вспомнить, куда подевал сапоги. Их принесла Ольга. Она, вытянув руки перед собой, держала мою раздолбанную обувку кончиками пальцев за голенища.

— Просушить бы, — сестра состроила брезгливую физиономию, и грохнула обувь на пол. — А портянки я выбросила. На пока мои.

Ольга протянула мне две относительно чистые тряпки.

— Сейчас, — я, кряхтя, обулся. Тело корёжила ноющая боль, — подождите.

Мы втроём вышли на улицу. Солнце вот-вот выползет из-за верхушек деревьев, звёзды погасли, а бледный пузатый месяц повис у горизонта. Клыков поделился табачком и трубкой, сразу полегчало. Голубое небо, нарядные берёзки колышут зелёными веточками, красота в общем-то! Жаль, и в этот раз нашлись желающие помешать радоваться жизни.

— Куда идти-то? — спросил я.