Джеймс медленно поднялся на ноги.

– Ты знаешь, что я скорее умру.

– Вот как? – хмыкнул Велиал. – Это можно легко устроить, но подумай о тех, кто будет оплакивать тебя. О своих забавных родителях. О своей сестре – представь, как она будет по тебе горевать. Вспомни своего парабатая: говорят, что такая потеря нанесет ему незаживающую рану. И, наконец, есть еще эта красотка, твоя жена. Я уверен, ей будет тебя не хватать.

Рука Джеймса непроизвольно сжалась в кулак, и на «пол» закапала кровь. Маргаритка.

Подобно падающему человеку, отчаянно пытающемуся ухватиться за что-нибудь, чтобы удержаться на краю пропасти, сознание его уцепилось за мысль о Корделии. Вот она собирает землянику в Сайренворте, танцует в бальном зале Института, на ней платье цвета «пепел розы»; вот она идет к алтарю, сражается с демонами, в руке ее Кортана… Он видел ее лицо, когда она читала, очертания ее губ, ее стройную, гибкую шею, изящные кисти рук.

Корделия.

– Ну же, Джеймс, – говорил Велиал. – Хватит упрямиться. Ты сможешь отдохнуть. Согласись стать моим слугой. Я позволю тебе поспать…

Золотой луч прорезал темноту и осветил тени, вечно клубившиеся во мраке. Наверное, так выглядел первый рассвет на Земле. Велиал вскрикнул; Джеймс поднял руку, чтобы защитить глаза.

Кортана. Серые занавеси раздвинулись, и в щель хлынул ослепительный свет. Перед Джеймсом замелькали картины недавнего прошлого: силуэты лондонских зданий, снег, сверкающий на солнце, Томас, привязанный к стулу, светящиеся «пузыри» на Сумеречном базаре, зеленая трава, Мэтью, бросающий палку Оскару, комната над кабаком «Дьявол», Люси и родители, Джем… А потом чьи-то руки легли ему на плечи. Это были ее руки, это была она, Корделия. Он услышал ее уверенный, решительный голос:

– Он не твой. Он принадлежит мне. Он принадлежит мне.

Потом все стало черным. Снова знакомое чувство падения в бездну; тени, гигантская шахматная доска, Велиал, трон – все превратилось в пыль и исчезло, а Джеймс ударился обо что-то с такой силой, что заболели все кости.

Руку пронзила острая боль, и он невольно вскрикнул. Он услышал, как кто-то называет его по имени, открыл глаза и увидел Корделию. Он находился в кабинете, в доме на Керзон-стрит; она стояла над ним, белая как мел, с Кортаной в руке.

– Джеймс, – прошептала она. – Джеймс, что это…

Он сел и огляделся. Голова кружилась. Часть мебели была перевернута, у камина валялись обломки небольшого столика. В углу сидел Магнус Бейн, прижимая руку к груди; лицо его было искажено болью.

Джеймс уцепился здоровой рукой за шахматный столик и поднялся на ноги. Ему потребовалось на это довольно много времени, что ему весьма не понравилось. От боли он едва мог говорить.