Светлый фон

Орлов не ответил.

Он посмотрел на север, туда, где за горизонтом скрывается японский флот. Орлов чувствовал себя мерзко, казался себе испачканным в грязи, но скорее бы умер, чем признался в этом Игроку.

Знают ли летчики, что обратно не вернутся?

Конечно, знают.

Выполнят ли задание? Конечно, выполнят.

Торопов все точно рассчитал.

 

Надеюсь, сказал Сталин с брезгливым выражением лица, подобные люди не живут слишком долго. Мне тоже доводилось работать с мерзавцами, сказал Сталин, но все должно иметь пределы. И каждый должен понести наказание по делам его. Вы об этом не задумывались, Даниил Ефимович?

Надеюсь, сказал Сталин с брезгливым выражением лица, подобные люди не живут слишком долго. Мне тоже доводилось работать с мерзавцами, сказал Сталин, но все должно иметь пределы. И каждый должен понести наказание по делам его. Вы об этом не задумывались, Даниил Ефимович?

 

Но Орлов ничего не мог сделать. Он отвечал за людей, которые ему доверились. И не мог нарушать правила. Иначе Игрок найдет другого исполнителя.

6 декабря 1941 года, Тихий океан, севернее Гавайских островов

6 декабря 1941 года, Тихий океан, севернее Гавайских островов

Из русских относительной свободой передвижения на «Акаги» пользовались только Костенко, Сухарев и Торопов. Остальным разрешалось выходить из кают только в туалет, в столовую и, всего раз пять за две недели, на палубу.

Костенко и Сухарев своей свободой пользовались лишь для того, чтобы время от времени заходить к пилотам. Капитану и лейтенанту выделили двухместную каюту, остальные русские, что на «Акаги», что на других авианосцах, жили в отсеках по десять человек. Около семидесяти человек на каждом корабле.

Кого из японцев и куда выселили, чтобы освободить жилплощадь пассажирам, Костенко не интересовало. Его сейчас вообще мало что интересовало. Он знал дату завершения похода, знал, чем именно закончится этот поход, и ждал, когда придет срок.

Два раза за все время плавания он смог уговорить Торопова и японцев, чтобы ему разрешили побывать на других авианосцах и переговорить с летчиками. Хоть как-то их поддержать.

Летчики и штурманы держались спокойно. С обреченностью скотов, сказал со смехом Торопов. Водки им не дают, выхода им не оставили. Что делать? Ждать. Песни петь печальные – и то нельзя. Незачем японцам слушать русские жалостливые песни.

Экипажи авианосцев не стремились выяснить, кто живет в запретных каютах. Шла обычная корабельная жизнь. К ней привыкли даже советские летчики, поначалу здорово страдавшие от морской болезни.

Последний раз Костенко совершил свой объезд личного состава этой ночью. Поговорил с людьми, стараясь избегать казенщины и банальностей, но как тут придумаешь шесть разных искренних речей по одному и тому же поводу?