Девушка думала, что ди лю ган будет чем-то таким, что она сможет контролировать, чем-то, подчиняющимся ее воле, но вместо этого оно не подчинялось Сью и работало только тогда, когда само этого хотело.

Сью беспокоило, что может случиться, если бабушку убьет капху гирнгси или пастор Уиллер, который где-то скрывался в церкви. От нее будут ожидать, что она займет место бабушки, поведет команду, скажет им, что делать. Но у нее не было ни малейшего представления о том, что может произойти.

Почему бабушка не рассказала ей больше?

От страха у Сью стало тяжело в желудке; девушке хотелось одновременно и вырвать, и освободить свой мочевой пузырь. Казалось, что ей неплохо удается разыгрывать внешнее спокойствие, но на самом деле приходилось буквально заставлять себя делать каждый следующий шажок вперед, и она испытывала такой ужас, что у нее путались мысли.

Сью взглянула на бабушку, которая ободряюще улыбнулась ей. Они вместе прошли из вестибюля в церковь.

Тот страх, который она испытывала несколько секунд назад, был просто ничем в сравнении с новыми эмоциями, которые Сью ощущала сейчас – для такой степени ужаса просто не было названия. Каждая ее клетка кричала: уходи отсюда, повернись и беги. И ей понадобилась вся ее храбрость, до последний капли, чтобы победить этот инстинкт.

Внутри церковь выглядела как рай таксидермиста. Стены были увешаны телами диких котов и свиней, высосанных досуха и висевших на крюках. С высокого сводчатого потолка свисали на тросах мертвые ястребы. Пола не было – только твердая почва да три большие ямы или провала, уходившие в глубь земли, каждый размером с небольшую комнату.

Рядом с каждой ямой высились кучи строительного мусора. Нет, не мусора. Растения и животные. Жертвоприношения капху гирнгси.

– Боже, – прошептал позади нее Рич.

Она посмотрела вперед, на алтарную сторону этой церкви. У подножия алтаря множество мертвых животных были уложены у ног Иисуса.

Сама фигура Христа была укреплена на огромном кресте. Сью задержала дыхание, сделала шаг вперед и осветила крест фонарем.

Иисусом служило мертвое тело Джима Холлиса. Она пригляделась и увидела, что высушенное и съежившееся тело владельца ранчо было прибито к кресту чем-то наподобие старых железнодорожных костылей, которыми были пробиты его иссохшие ладони и ступни. Глаз у Холлиса не было – вместо них зияли лишь черные дыры, окаймленные сморщенной кожей, и все зубы были выбиты из его рта.

Фигура мученика казалась Сью святотатственной, и, обернувшись, чтобы посмотреть на своих соратников, она увидела на их лицах страх, шок и отвращение.