— Эх, да не могу я повторить, люди тут!
— Но ведь ты Видару сказал?
— Так то Видар.
— Ты свидетель, Гуннар, — промолвил Сигурд. — Ты обязан говорить. Мы тебя сюда насильно не тащили, сам вызвался. Верно, или нет?
Юноша кивнул и до хруста стиснул пальцы.
— Да верно, — буркнул он. — Все верно.
— Так што ж она сказала?
Гуннар помешкал, глядя под ноги.
— Она… она все звала его "папочка", — промолвил он. — Папочка, говорит, папочка, я уж заждалась. Я вся горю, говорит. А потом: ох, папочка, с тобой ни один мужчина не сравнится. Ты самый лучший. Посмотри, говорит, у меня грудь красивая? Правда, красивая? Дотронься, говорит, до меня. Я знаю, тебе нравится… Тьфу, да не могу я! — вдруг вскрикнул юноша, резко отвернувшись.
Дом замер. Была такая тишина, точно все вокруг умерли. Люди сидели, боясь глянуть друг на друга, боясь пошевелиться, точно шевельнись они — и трясина, что сейчас колыхалась под ногами, засосет их в глубину.
— Это неправда, — в тишине сказала Аса. — Это же неправда… зачем… зачем же ты врешь… О, боги, зачем же он так врет?! Это неправда, неправда, неправда!
Ее вопль вонзился людям в уши — и они вдруг как взбесились, заорали и вскочили с мест.
— Тихо! — рявкнул Сигурд, но крик стоял такой, что он сам себя не услышал.
Сигурд повернулся к конунгу.
— Это што ж такое? — спросил Сигурд. За страшным шумом конунг, конечно, не расслышал слов. Однако конунг его понял, потому что вдруг закрыл глаза.
Толпа орала. Некоторые подбежали прямо к очагу. Сигурд сделал знак дружине, и воины оттеснили самых яростных, встали перед очагом, сомкнувшись плечом к плечу.
— Божий Суд! — вдруг взвизгнул кто-то — и, подхватив, толпа заревела, как прибой:
— Божий Суд! Божий Суд!!!
От их крика, казалось, вот-вот рухнут стены. Отодвинув воинов, конунг вышел вперед и поднял руку. Он стоял и ждал. И, словно повинуясь его воле, ураган начал затихать. Кулаки разжались, в глазах появилось осмысленное выражение, люди стали возвращаться на места. Постепенно успокоились, расселись на лавки и шкуры на полу.
На ногах остался только Видар. Конунг встретился с ним взглядом. В глазах у Видара мерцала ненависть.