– Совершенно с вами согласен, – сказал нотариус, – вот вам в этом моя рука, Ричард!

Поиски мистера Хайда

Поиски мистера Хайда

В этот вечер мистер Аттерсон вернулся в свою холостяцкую квартиру в мрачном расположении духа и сел обедать без всякого удовольствия. Как правило, по воскресеньям после обеда нотариус усаживался поближе к камину с каким-нибудь сухим богословским трактатом и читал, пока часы на соседней церкви не пробьют полночь; после этого он степенно и с чувством исполненного долга отправлялся на покой.

Но в этот вечер, едва со стола убрали прибор и скатерть, Аттерсон взял свечу и направился в свой кабинет. Там он отпер несгораемый шкаф и из самого потайного ящика извлек документ в конверте, на котором значилось: «Завещание доктора Джекила». Нахмурив брови, нотариус принялся изучать его содержание, что делал уже не впервые.

Завещание было написано мистером Джекилом собственноручно – и прежде всего потому, что Аттерсон, хоть и принял его на хранение, но наотрез отказал в своей помощи при его составлении. Там говорилось следующее: в случае смерти Генри Джекила, доктора медицины, доктора права, члена Королевского общества и тому подобное, все его имущество должно перейти в руки его «друга и благодетеля мистера Хайда». Кроме того, там упоминалось, что в случае «исчезновения доктора Джекила или его необъяснимого отсутствия в течение трех календарных месяцев» упомянутый Эдвард Хайд должен вступить во владение имуществом Генри Джекила без малейшего промедления и каких-либо дополнительных условий и ограничений, если не считать выплаты небольших сумм слугам.

Этот документ уже давно был источником мучений для мистера Аттерсона. Он оскорблял его как нотариуса и как приверженца издавна сложившихся разумных традиций, для которого любое необъяснимое отклонение от общепринятого было невыносимым. Прежде его негодование было связано еще и с тем, что он совершенно не знал мистера Хайда, теперь же он вознегодовал, узнав его. Скверно было, когда это имя оставалось для нотариуса пустым звуком, но стало еще хуже с тех пор, как неведомый Хайд приобрел отвратительные черты, а в тумане неизвестности обрисовалось некое предчувствие, которое говорило, что Хайд этот – существо адски злобное, враждебное всему человеческому.

– Я считал это завещание безумным, – сказал он себе, пряча ненавистный документ, – а теперь начинаю опасаться, что за этим кроется какая-то постыдная тайна…

Аттерсон задул свечу, накинул плащ и отправился на Кэвендиш-сквер, где жил и принимал многочисленных пациентов его друг, знаменитый доктор Лэньон.