Было около трех часов дня, когда мы вышли из павильона. Дождь прекратился, светило солнце. Я никогда не видел, чтобы чайки летали так низко над домом и так безбоязненно приближались к людям. Одна из них тяжело захлопала крыльями над моей головой и пронзительно закричала мне прямо в ухо.

– Вот вам и знамение, – сказал Норсмор, который, как все вольнодумцы, был суеверен. – Они думают, что мы уже мертвы.

Я ответил на это шуткой, но довольно натянутой, потому что обстановка действовала и на меня.

Мы поставили наш сундучок неподалеку от калитки на лужайке, и Норсмор помахал белым платком. Никто не отозвался. Мы громко кричали по-итальянски, что посланы, чтобы уладить дело, но тишину нарушали только чайки и шум прибоя. У меня стало совсем тяжело на душе, когда мы прекратили наши попытки, и я увидел, что даже Норсмор стал необычно бледен. Он нервно озирался, будто опасаясь, что кто-то отрежет нам путь к двери.

– Бог мой! – прошептал он. – Я, кажется, этого не вынесу!

Я ответил ему тоже шепотом:

– А что, если их вовсе не существует?

– Смотрите, – возразил он, слегка кивнув, словно опасаясь указать рукой.

Я взглянул в том направлении и над северной частью леса заметил легкий синий дымок, упрямо поднимавшийся в безоблачное небо.

– Норсмор, – сказал я (мы все еще говорили шепотом), – это ожидание невыносимо. Смерть и то лучше. Оставайтесь здесь, а я пойду и удостоверюсь, хотя бы пришлось идти до самого их лагеря.

Он еще раз огляделся, прищурив глаза, и утвердительно кивнул.

Сердце у меня стучало, как молот в кузнице, когда я торопливо шел по направлению к дымку, и хотя прежде меня знобило, теперь я чувствовал, что весь горю. Местность в этом направлении сильно изрезана, в ее складках на моем пути могли бы укрыться сотни людей. Но я недаром исходил эти места – я выбирал дорогу по гребням дюн, чтобы одновременно видеть несколько ложбин между ними. И вскоре я был вознагражден за эту уловку. Быстро взбежав на бугор, возвышавшийся над окружающими дюнами, я увидел шагах в тридцати согбенную фигуру мужчины, который поспешно пробирался по дну ложбины. Это явно был один из лазутчиков, и я громко окликнул его по-английски и по-итальянски. Он, поняв, что прятаться бессмысленно, выпрямился, выпрыгнул из ложбины и, как стрела, понесся к опушке леса.

Преследовать его не входило в мою задачу. Я уверился в своих догадках: мы в осаде и под постоянным наблюдением. Повернув назад, я двинулся по своим следам к тому месту, где Норсмор поджидал меня у сундучка. Он был еще бледнее, чем когда я его оставил, голос его слегка дрожал.