Эрик произнес что-то вроде «Швайц!», и следом за ним лошадь вышла на середину манежа. То, что последовало, было очень странно.

Эрик выкрикнул «Майш!», и лошадь принялась крутиться вокруг себя с такой скоростью, что было удивительно, как она не упадет, неужели у нее не кружится голова. Эрик хлопнул в ладони и крикнул: «Хайч!», в ту же минуту лошадь перестала кружиться и пустилась в галоп так, будто за ней гналась стая волков.

Глаза у нее выкатились, в этом зрелище не было ни красоты, ни изящества: лошадь была явно испугана, ее тело передергивала мелкая дрожь, но галоп не прекращался, круг за кругом, круг за кругом. Эрик, стоя в центре манеже, довольно смеялся.

Вдруг он выкрикнул «Денш!», и лошадь встала как вкопанная, взбив копытами фонтаны опилок. Потом она поднялась на дыбы и снова опустила передние ноги, ударив ими о пол с такой силой, что Анника даже в своем укрытии почувствовала толчок. Смертельно испуганное животное повторяло этот трюк, пока Эрик не скомандовал «Гамм!», после чего оно начало лягаться и брыкать задними ногами, снова и снова.

Все тело кобылы покрылось пеной, она была обессилена и с трудом поплелась в денник по команде Эрика.

У Анники зачесался нос, и она чуть попятилась назад, чтобы потереть ноздри. Она чувствовала, что стала свидетельницей чего-то, не предназначенного для посторонних глаз.

Съежившись в сене, женщина сложилась почти пополам, пытаясь справиться с потребностью чихнуть, и это ей удалось. Когда же она снова подняла голову, Эрика не было видно. Она затаила дыхание. Уж не поднимается ли он по лесенке на сеновал? Нет, в конюшне было тихо, до нее не доносилось ни звука. Анника выждала еще пять минут и только тогда осмелилась спуститься и осторожно, чтобы ее никто не видел, вернулась в дом.

Вечером она уже готова была обо всем рассказать Роберту. Начала она с разговора о лошадях, и все шло прекрасно, но стоило ей упомянуть имя Эрика, как атмосфера в комнате изменилась, а Роберт внезапно вспомнил, что ему необходимо сделать несколько важных звонков.

Анника осталась сидеть в гостиной, глядя на огонь в камине – за минуту до этого он уютно потрескивал, теперь же вызывал у нее мысли о пожаре и всепоглощающих языках пламени.

Возможно, отношение Эрика к животным стало косвенной причиной тому, что недели через две у Анники появился новый друг. Рыжая кошка, жившая при конюшне, устроила себе дом под ступеням парадного крыльца особняка. Наступил декабрь, день ото дня становилось все холоднее, и Анника попробовала заманить кошку внутрь, но та упрямо оставалась на облюбованном месте. Анника подстелила ей тряпку и каждый день ставила у крыльца блюдце молока, которое кошка с удовольствием лакала.