А еще эксперименты стали идеальным наглядным уроком. Они показали ей, да так, что не осталось и тени сомнений, кто здесь хозяин.

Она.

4

4

После ухода Хокстеттера Чарли упала на диван и разрыдалась, закрыв лицо руками. Противоречивые эмоции волнами прокатывались по ней: вина и ужас, негодование, даже что-то вроде злорадства. Но страх перекрывал все остальное. Ситуация изменилась, когда она согласилась участвовать в экспериментах, и Чарли опасалась, что навсегда. Теперь она не просто хотела повидаться с отцом – ей требовалось общение с ним. Только он мог сказать, что ей теперь делать.

Поначалу все ограничивалось поощрениями: прогулки с Джоном, знакомство с Некромантом, потом верховая езда. Она любила Джона и любила Некроманта… если бы этот глупый Хокстеттер только знал, какую причинил ей боль, сказав, что Некромант – ее, хотя Чарли понимала, что этого не будет никогда. Большой мерин принадлежал ей только в тревожных, наполовину забытых снах. Но теперь… Теперь… Сами эксперименты, шанс использовать свою силу, ощущение, что она возрастает… Все это само по себе становилось поощрением. Превращалось в ужасную, но захватывающую игру. И она чувствовала, что это лишь начало. Чарли казалась себе малышом, который только-только научился ходить.

Ей требовалась встреча с отцом, она хотела, чтобы он объяснил, что правильно, а что – нет, продолжать ей или прекратить раз и навсегда. Если…

– Если я смогу прекратить, – прошептала она сквозь пальцы.

Это пугало больше всего: отсутствие уверенности, что она сможет остановиться. А если не сможет – что тогда? Что будет тогда?

Чарли снова начала плакать. Еще никогда она не чувствовала себя столь невыносимо одинокой.

5

5

Похороны оказались плохой идеей.

Энди думал, что все будет хорошо: головная боль ушла, и только благодаря похоронам он мог снова остаться наедине с Кэпом. Энди не любил Пиншо, хотя для ненависти тот был слишком жалким. Благодаря едва скрываемому высокомерию и выставляемому напоказ удовольствию, которое Пиншо получал, распоряжаясь судьбой другого человека – не говоря уже о нарастающей тревоге за Чарли, – Энди практически не испытывал угрызений совести из-за рикошета, возникшего благодаря его «толчкам» в разуме Пиншо. Рикошета, приведшего к самоубийству.

Эхо случалось и раньше, но он всегда успевал внести необходимые коррективы. Он неплохо этому научился к тому времени, когда им с Чарли пришлось бежать из Нью-Йорка. Мозг каждого человека напоминал минное поле, с глубоко укоренившимися страхами, чувством вины по самым разным поводам, суицидальными, шизофреническими, параноидальными тенденциями… даже стремлением убить. Импульс вызывал состояние крайней внушаемости, и если воздействие задевало темную струну, это могло привести к фатальному исходу. Одна из домохозяек, записавшихся на курсы похудания, вдруг начала впадать в ступор. Один из управленцев признался в нездоровом желании достать из шкафа армейский револьвер и сыграть в русскую рулетку. Каким-то образом в его голове это желание связалось с рассказом Эдгара Аллана По «Вильям Вильсон», который он читал еще в старших классах. Энди сумел остановить эхо, прежде чем оно переросло в смертоносный рикошет. В случае с управленцем, спокойным светловолосым мелким банковским служащим, хватило еще одного импульса с посылом, что этот рассказ По он вообще никогда не читал. Связь, что бы она из себя ни представляла, разорвалась. Но в случае с Пиншо возможности остановить эхо у Энди не было.