– А-а, виски как раз то, что мне нужно, – ответила она беспечно. – Со льдом, если вы не сочтете за дурной тон.

– Какая разница, как пить, – сказал Джеймс, который, впрочем, никогда не добавлял лед в хороший виски.

Когда он вернулся из кухни со стаканами, она ходила по комнате, разглядывая полки с книгами, фотографии на столе, корзину для белья, в которую были на ночь свалены вещи Мэдди, кресло с подголовником, на спинке которого аккуратно висела розовая лента – на завтра, – а на сиденье разлегся Дипси, зеленый, цвета лайма, с мягкой улыбкой. Джеймс подошел к ней и протянул бряцающий стакан. Они выпили, обменявшись кивком. Завитки волос на ее слегка изогнутой шее были еще влажными от бега. Она махнула красным ногтем в сторону Дипси и вопросительно посмотрела на Джеймса. Он отвел взгляд, думая, что бы ответить, и тут из комнаты Мэдди раздался грохот и стон. Он помчался туда по коридору.

Мэдди стояла в дверях своей спальни, обмотанная простынями, как в тоге или погребальных пеленах. Зубы у нее стучали. Седые волосы растрепались по лицу и плечам.

– Ты прокрался в мою комнату, – сказала она, – и не откликался, ты хотел мне навредить, я знаю, ты плохой, я живу с плохим человеком, мне конец…

– Тише-тише, давай ложись обратно, – прошептал Джеймс.

Но Мэдди как будто обезумела, она пыталась заглянуть Джеймсу через плечо, дико жестикулировала и яростно отмахивалась от чего-то, ежилась и бессвязно тараторила. Позади него, в отдалении, мерцало красное платье. Он произнес:

– Моя жена больна. Я приду через пару минут.

– Убери ее отсюда, – сказала Мэдди. – Это злая ведьма, от нее всем будет плохо…

– Извините, – сказал Джеймс девушке.

– Ничего, – ответила та, уходя в гостиную.

Бывало, что Мэдди не успокаивалась часами или даже всю ночь, но в этот раз силы и желание бороться покинули ее, как только другая женщина отступила; после непременного визита в туалет она легко позволила отвести себя обратно в спальню. Перестелив простыни и поправив подушки, Джеймс снова ее уложил. Он вернулся в гостиную, сгорая от стыда, хоть на то и не было причины, и чувствуя, что из респектабельного хозяина дома превратился в ее глазах в жалкого чудака.

– Извините, – произнес он, имея в виду сразу все: жизнь, спертый воздух в доме, Мэдди, старость, неумолимое угасание. – Извините, пожалуйста.

– За что? Вам не за что извиняться. Вы с ней добры, я вижу, как это непросто. Давно это у нее?

Она говорила так непринужденно, что Джеймс невольно вздохнул с облегчением.

– Пять лет назад она еще знала, кто я, – сказал он. – Я делаю все, что могу. Но этого мало. Нам обоим невесело, но нужно жить дальше.