Он и шел. Он шел от мира к миру, от реальности к реальности, нигде не задерживаясь надолго. Одни миры были ему хорошо знакомы, другие — в меньшей степени, кое-какие (возможно, новообразовавшиеся) — незнакомы совсем.

Он миновал альветвь, описанную им однажды в самом скандальном своем романе «Распятие», вызвавшем истеричные вопли в стане наиболее одиозных критиков на страницах почти всех известных Красеву литературно-художественных журналов. Здесь находилась Земля, где русские жили на правах жителей, утративших родину, подобно некоторым народам в родном мире Вячеслава.

Читая оскорбительные выпады в свой адрес, Красев горько усмехался и жалел даже, что он один имеет возможность видеть и осязать другие вероятности существования человечества. Насколько бы это все упростило, думал он порой. Насколько шире стал бы взгляд каждого человека, насколько глубже понимание. Чтобы вы сказали, дорогие мои, если бы в любой момент могли выбрать мир, в котором вам хотелось бы жить? И хоть один из вас выбрал бы этот?

Вячеслав продолжал идти. Он шел уже мимо реальностей, чьи истоки лежали так глубоко под пластами времен, что относительно его родины, их можно было бы назвать параллельными. Здесь встречались миры, никогда не знавшие колеса и электричества, но тем не менее сумевшие достигнуть высокого технологического уровня и освоившие Солнечную систему. Здесь встречались миры, избравшие путь биологического развития — преимущественно к ним относились миры с несколькими разумными видами на одной планете, нашедшими способ наконец-то договориться после тысячелетних войн. Здесь встречались миры, на влажные или сухие почвы которых никогда за историю Вселенной не ступала нога человекоподобного существа: где-то царили ящеры, где-то — насекомые, где-то — успешно освоившие сушу моллюски.

Физические законы изменялись по мере продвижения Вячеслава Красева вперед. Камень отклонялся от вертикали при падении на землю, энергия превращалась в эксергию, вода становилась взрывоопасным веществом, готовым сдетонировать от малейшего удара, подобно нитроглицерину. Звезды зажигались и гасли, менялся рисунок созвездий и пылали сверхновые, кометы расчерчивали небо лохматыми всех цветов радуги хвостами, вспыхивали отсветы на гранях огромных кристаллов.

Безвоздушный с изрезанной глубокими расщелинами и кратерами мир сменялся миром с атмосферой из тяжелого инертного газа. Количество лун варьировалось в самых широких пределах: от нуля до бесконечности. То же самое с кольцами: то — захватывающее дух зрелище серебряных струн, рассекающих небосвод, то — прозрачная пустота над окаменевшим унылым миром.