И Бабаев не сдержался.

— Заткнись! — выкрикнул он так громко, что на них разом посмотрели все многочисленные обитатели тесной камеры. — Заткнись! Замолчи, предатель, подонок…

Иосия отодвинулся, побледнел. Губы его задрожали.

— Сам ты… — выплюнул он сквозь зубы и встал, чтобы уйти.

Но место его уже заняли, и другого более-менее свободного пятачка в переполненной камере не наблюдалось — разве что вблизи параши. Тогда он снова сел, но сел теперь так, чтобы быть к Игорьку спиной; руки он скрестил на коленях.

Зашевелился Митрохин. Игорек склонился над ним, и вдруг Митрохин открыл глаза. С трудом, но узнал Бабаева:

— Игорек… ты… здесь… тоже здесь… — Было видно, как больно ему говорить; запекшиеся губы его едва шевелились; голос был тихим, срывающимся.

— Да, я здесь, Сева, — ответил Игорек, пытаясь улыбнуться.

— Игорек… я видел… ты там…

Бабаев заметил, что Иосия, чуть повернув голову, внимательно прислушивается. Но на это Игорьку было наплевать: главное — Митрохин заговорил. Он жив и, может быть, выживет.

— Вода… пить… есть вода…

— Сейчас, сейчас- Игорек засуетился. — Эй, вы, там! — крикнул он, обращаясь к тем из заключенных, кто сидел у небольшой бадьи с теплой солоноватой водой. — Передайте воды!..

— Ему нельзя давать пить, — заметил Иосия. — В таком состоянии вода для него — яд. У меня отец — хирург, я знаю…

— Я сказал тебе, — недружелюбно оборвал паренька Бабаев. — Заткнись!

— Ну заткнусь, — агрессивно отвечал Иосия, — а толку-то? Он же твой друг — пусть подыхает?!

Игорек смерил Иосию презрительным взглядом. Но когда прибыла передаваемая из рук в руки плошка с водой, поить Митрохина, несмотря на его мольбу, он поостерегся, а только смочил лицо старлея мокрой тряпочкой, лоскутом от рукава собственной сорочки.

— Подожди, подожди, — приговаривал Бабаев, — пить тебе нельзя. — Он смочил Митрохину и губы, заметив при этом, что Иосия продолжает наблюдать за ним и снова улыбается.

Вспышка внезапной нетерпимости к этому парнишке у Игорька погасла, но он никак не ответил на улыбку.

— Игорек… — зашептал Митрохин; глаза его блестели, выдавая сильный внутренний жар. — Игорек… ты помнишь… ты был там, да?… Он жив?… Скажи мне, он жив?…

— Кто?