Бабуля Готье взяла свою палку – славный терновый сук с гладко отполированным оголовьем – и двинулась через подъездной двор, мимо служб к парадным дверям в дом. Сын их, понятное дело, запер, но ключ наверняка оставил, где всегда – в дупле легендарного дуба. Правда, надо еще додуматься, как ей теперь долезть так высоко.

Однако Бабуля додумалась и приволокла дойный табурет из коровника, где он все равно теперь был никому не нужен. Доковыляв до дуба, она обнаружила, что немало веток попадало и валяется теперь на земле, будто спицы сломанного зонтика. Остался, собственно, лишь суковатый столб старого мертвого ствола, весь в бородавках, которым и самим-то уже лет сто, не меньше.

Зато дупло не пострадало, и табуретки хватило ровнехонько, чтобы долезть до дыры. Ключ тоже оказался тут как тут – громадная железяка, времен еще ее отца.

Бабуля открыла дом, который только что заперли от захватнических армий, и благополучно захватила его сама – в конце концов, это был ее собственный дом, – а потом уселась в кресло с плетеным камышовым сиденьем и принялась думать, что ей делать дальше.

Через некоторое время она, что неудивительно, заснула. Бабуля всегда дремала по нескольку раз на дню. Местами она, кажется, даже на ходу засыпала, потому что потом не всегда помнила, куда шла и где вообще находится.

Когда она открыла глаза, косые лучи солнца, проникавшие сквозь глиняную черепицу, уже сдвинулись, линии их стали острее, а заплатки света на полу – диагональнее. Бабуля прищурилась и протерла глаза. Уж не кошка ли там пригрелась в одной из них? Нет, не может такого быть. Все домашние кошки уже давно сбежали и, говорят, утопились от ужаса. Даже мыши, и те спешно отчалили на каникулы.

Эта штука в пятне солнца тем временем вроде бы сделала реверанс. Или неприличный жест? Как бы там ни было, что мышки, что кошки редко стоят на задних ногах, вытянувшись во весь свой девятидюймовый рост. Если только зверинец в Лувене не разбомбило и обезьянник не разбрелся в полном составе по полям прекрасной Франции, она, не иначе, удостоилась визита одного из Малых.

Где же очки? Орудовать иголкой Бабуля бросила еще в семидесятых, и чем больше наливалась юностью ее внучка, тем меньше старой мадам Готье хотелось ее разглядывать.

– Никуда не уходи, – велела она существу и отправилась шарить в шифоньере.

Шифоньера, однако, на месте не оказалось. Какой все-таки кретин ее сынок! Кому еще могло прийти в голову бежать от вражеской армии с шифоньером в обнимку? И с ее очками в нем.

Когда Бабуля вернулась, ее все еще ждали. Она с трудом опустилась на колени, чтобы все-таки разглядеть визитера. Попутно она сначала помолилась о мире, потом – чтобы суметь встать обратно, а потом попыталась понять, какой пакости ждать от такого развития ситуации.