Через неделю им предстояло прибытие в Чикаго. Гас сидел на крыше служебного вагона и ехал спиной вперед, болтая ногами в воздухе. Поезд тащился по рельсам с головокружительной скоростью около пяти миль в час, и сидеть здесь, в самом хвосте, подальше от вони и пара из трубы, было просто чудесно. К тому же, Гас читал вслух своему другу Иржи Йежеку, гимнасту на трапеции, «Отважных мореплавателей». По-английски Иржи читать не умел, хотя прекрасно читал и писал на нескольких других языках, а еще был целым кладезем затейливых и оригинальных идей. Его коронным трюком было вращение волчком, продев запястье в ременную петлю на конце каната в тридцати футах от земли, да еще с завязанными глазами. Иржи говорил, что работа вслепую вырабатывает уверенность.

Читая, Гас уносился мыслями прочь. Да, поездка через Огайо на поезде цирка Буллфинч, таком удобном, знакомом до последнего винтика, через огромные ровные поля соевых бобов, не шла с Киплингом ни в какое сравнение… Вздохнув, Гас на минутку прервал чтение.

– Прекрасно понимаю, – сказал он, – каково было Гарви, когда рыбаки не верили его рассказам о богатстве отца. Мне в школе тоже ни один из ребят не верит, что им ни расскажи! Медведи-канатоходцы – ну да, конечно! Другие мальчишки только смеются да рычат по-медвежьи, как только меня увидят. А мама с папой не верят, что в путешествии на товарняках со мной ничего страшного не случится.

– Ну, а что, если ты очки потеряешь? – напомнил Иржи, скроив строгую мину и погрозив Гасу пальцем.

– Очки я не потеряю ни под каким видом, – сказал Гас.

И вправду, очки он носил на упругой резиновой ленте, и они сидели на носу, как влитые, но Иржи вечно о них беспокоился. И потому обучил Гаса карабкаться по лестницам на крыши вагонов с закрытыми глазами. Крайне полезная штука: ведь если накроет клубами пара, ты – все равно, что слепой.

– Вот если бы я был Гарви Чейном и потерял очки в море, это была бы проблема, – уступил Гас. – Но на поезде – ничего сложного. Я же, не глядя, могу пройти по крыше вагона на ходу. Поезд – мой дом родной!

Однажды, в пути через Аллеганские горы, Иржи, Гасу и еще троим воздушным гимнастам довелось проехать все шесть миль туннеля сквозь Харп-хилл, лежа на крыше вагона со львами, в то время как огромные коты и кошки ревели прямо под ними, в непроглядной тьме.

– Поезд – мой дом родной, – повторил Гас. На его вкус, звучало здорово. – Поезд – мой дом родной!

– Ты – прямо как Черепаха из той сказки, – засмеялся Иржи. – «Река – мой дом родной, – говорит Черепаха».

– Да, и Братец Кролик из «Дядюшки Римуса» тоже что-то такое говорил, – вспомнил Гас. – Братец Лис изловил его, а Братец Кролик все просит да умоляет не бросать его в терновый куст. Наконец Братец Лис решил, что для него хуже казни нет, и бросил его в терновый куст. А Братец Кролик тут же и улизнул, потому что «терновый куст – его дом родной».