Озма спрятала лицо в ладонях. Видеть довольную мину матери было просто невыносимо.

– О, взгляни! – воскликнула леди Фраликс, но тут же умерила тон, заговорила мягче. – Взгляни, что ты сделала, Озма. Взгляни, как она прекрасна.

Озма взглянула на мать в щелку меж пальцев. Волосы Зиллы рассыпались по плечам. Она и вправду стала такой красивой, что трудно было смотреть на нее прямо. Вымокшее в пустоте, в небытии, скромное серое платье прислуги сверкало, словно сотканное из серебра.

– О-о, – выдохнула Зилла. – О-о!

Пальцы Озмы сами собой сжались в кулаки. Уткнувшись взглядом в пол, она вспоминала констебля из Абаля. Как он обещал любить ее и вовеки хранить ей верность. Как он погиб в приемной абальского дома Зиллы. С каким изумлением на лице умирал. Как его духу пришлось что есть сил цепляться за Зиллину ленту, чтобы не унесло сквозняком…

– Озма, – заговорила Зилла, чихнув раз-другой. – Озма, взгляни на меня. Когда-то я позабыла, кто я, и перестала быть собой, но теперь я – снова я. Благодаря тебе, Озма. Ты принесла мне именно то, что нужно. Все это время я спала, а ты меня разбудила! Озма!

Голос матери звенел от счастья.

Озма не подняла взгляда. Из глаз ее покатились слезы. Коридор сиял, будто кто-то зажег в нем целую тысячу свечей, горящих холодным серебристым огнем.

– Озма. Моя маленькая Принцесса Обезьян, – позвала Зилла. – Взгляни же на меня, доченька.

Но Озма смотрела в пол. Горящей щеки коснулись прохладные пальцы Зиллы. Кто-то рядом вздохнул. Откуда-то издали донесся звон колокола. Холодный серебристый свет угас.

– Она ушла, упрямая ты девчонка, – сказала леди Фраликс. – Что ж, пожалуй, оно и к лучшему. Задержись она подольше, дом, чего доброго мог бы рухнуть нам на головы.

– Что? Куда она ушла? Почему не взяла меня с собой? Что я с ней такого сделала? – спросила Озма, утирая глаза.

Там, где минуту назад стояла Зилла, остались только черепки глиняной чашки. Леди Фраликс с трудом наклонилась и принялась подбирать их, будто величайшие драгоценности. Собрав все до одного, она завернула черепки в носовой платок и спрятала их в карман, а покончив с этим, протянула Озме руку и помогла ей подняться.

– Она ушла домой, – сказала леди Фраликс. – Вспомнила, кто она есть, и ушла.

– Кем же она была? Что значит это «кто она есть»? Почему мне никто никогда ничего не объясняет? – возмутилась Озма. Грудь ее защемило от ярости, горя и непостижимого страха. – Может, я слишком глупа, чтобы понять? Может, я – дитя неразумное?

– Твоя мать – богиня, – ответила леди Фраликс. – Я поняла это в тот же миг, как она явилась ко мне проситься на должность экономки. Пришлось смириться с постоянным мытьем полов, подметанием, чисткой ковров и так далее, и я, сказать по чести, рада, что все это кончилось. Знать, что под твоей крышей выбивает половики, готовит ужины, утюжит платья самая настоящая богиня, это нешуточное испытание для нервов!