Все листья этого странного, упрямого деревца трепетали, точно на ветру. Уж не бог ли какой-нибудь идет за ней по комнате? Но нет, в комнате царила мертвая тишина, как будто, кроме Озмы, в ней не было ни души. В голове немного прояснилось. Наклонив ветку, Озма пригляделась к свисавшему с нее плоду. Плод оказался чем-то похож на сливу. Пожав плечами, Озма сорвала его и пошла к двери.

Выйдя из комнаты, она увидела Зиллу, в нетерпении мерившую шагами вестибюль.

– Ты провела там не один час, – сказала Зилла. – Принесла? Давай сюда.

Слива лежала в кармане, но вынимать ее Озма не спешила. Для начала она вывалила из подола на пол остальную добычу. Зилла поспешно склонилась над кучей реликвий леди Фраликс.

– Не то, – сказала она, пролистав книгу. – И снова не то. Это – вовсе чепуха. А это – чепуха вдвойне. Подделка. Грошовый сувенир. Опять чепуха. Ты принесла один никчемный мусор. Мраморный шарик. Рыбка. Глиняная чашка… О чем ты только думала, Озма?

– Где мой абальский констебль? – спросила Озма, поднимая с пола глиняную чашку и протягивая ее Зилле. – Вот то, что тебе было нужно. Я в этом уверена. Ты сама сказала, что я узнаю нужную вещь, как только ее увижу. Верни констебля, тогда и получишь свою чашку.

– Что у тебя в кармане? – насторожилась Зилла. – Что ты от меня прячешь? И зачем мне старая глиняная посудина?

– Сначала ответь, что ты сделала с моим констеблем, – сказала Озма, все так же протягивая матери чашку.

– Она вымела его за порог вместе со всеми прочими духами, – ответила за Зиллу леди Фраликс.

Зевая, моргая со сна, хозяйка двинулась к ним. Остатки ее волос топорщились кверху хохолками, будто у совы. Длинные костлявые ноги, как и ноги Озмы, были босы.

– Что ты наделала?! – воскликнула Озма.

Но Зилла только отмахнулась. «Ничего особенного, – говорил этот жест. – Твой констебль – сущий вздор. Глупость. Мелочь».

– Не стоило оставлять его с ней, – продолжала леди Фраликс. – Как же ты так?

– Дай сюда, Озма, – велела Зилла. – Дай сюда то, что прячешь в кармане, и мы уедем отсюда. Домой. Мы сможем поехать домой.

Волна ужасной скорби накрыла Озму с головой – того и гляди смоет, унесет прочь, навсегда, как дух констебля из Абаля.

– Ты убила его. Заколола! Убийца! Душегубка! Ненавижу тебя! – закричала она.

Не помня себя от ярости и горя, она швырнула в Зиллу тем, что оказалось в руке. Но Зилла без всяких затруднений поймала глиняную чашку и бросила ее об пол. Чашка разлетелась на дюжину осколков, а наполнявшая ее пустота выплеснулась – прямо на юбки и ноги Зиллы. Да, пустая чашка оказалась отнюдь не пустой, а, так сказать, наполненной пустотой, и пустоты в ней поместилось немало.