– Идем, Бу, – сказала она, выводя пса на переднее крыльцо трейлера.
Воздух снаружи дрожал знойным маревом. Кондиционер в окне пыхтел на всю катушку, поливая водой алюминиевую обшивку стены.
Подняв крышку ржавого почтового ящика, Никки вынула из него почту – очередную горсть рекламных проспектов и счетов. Среди них обнаружилась половинка зачерствевшего бублика с надписью «Намажь меня маслом!», сделанной гелевой ручкой, облепленная полудюжиной почтовых марок. Никки вздохнула. Бредовые «открытки» от Рене давно перестали казаться смешными.
Бу опасливо спрыгнул с бетонных ступенек крыльца, давя лапами палую вишню и пачкая лапы ее багровым соком, а посреди крохотного, иссушенного солнцем дворика остановился и принялся вылизывать один из множества розовых, лишенных волос шрамов на спине.
Никки резко дернула его за ошейник.
– Идем. Мне еще на работу собираться.
Бу жалобно заскулил, и Никки тут же стало ужасно совестно. С тех пор, как она подобрала Бу, пес заметно прибавил в весе и выглядел намного лучше, но до сих пор, чуть что, впадал в панику. Склонившись к нему, она погладила его широкую, теплую спину. Хвост пса немедля заходил ходуном. Повернув к Никки широкую морду, питбуль лизнул ее в щеку.
И, конечно же, именно в этот момент к своему трейлеру на сверкающем черном пикапе подкатил сосед, Тревор. Припарковавшись у крыльца, он небрежно подцепил двумя пальцами пластиковую упаковку с полудюжиной пива, выпрыгнул из кабины и двинулся к двери. Ворон, вытатуированный на могучем плече, встрепенулся, подернулся рябью. Никки замерла, восхищенная игрой его мускулов.
– Привет! – крикнула она, отпихнув от себя слюнявую морду Бу и выпрямившись.
Ну, почему Тревор появился именно сейчас, когда она вся в собачьих слюнях, нечесаная, да еще одета в широченную футболку брата? К тому же, и ремешок на одном из шлепанцев лопнул, так что приходится шаркать ногой, чтобы не потерять подметку…
В довершение всего, как только Тревор обернулся и равнодушно махнул ей рукой, псу приспичило задрать лапу над одуванчиком.
Как только Бу закончил скрести когтями спекшуюся землю, Никки затащила его в трейлер, переоделась в оранжевые штаны с низкой талией и черную футболку с силуэтом таксы на груди и отправилась на работу. Поглощенная мыслями о Треворе, она срезала путь через автомойку, отделявшую трейлерный парк от хайвея, и только здесь, петляя среди ядовито-зеленых потоков моющей жидкости и хлопьев снежно-белой пены на асфальте, сообразила, что на ногах – все те же рваные шлепанцы.
На скамье автобусной остановки сидели в ожидании несколько человек. Казалось, вонь выхлопных газов с хайвея ничуть их не беспокоит. Две женщины в огромных очках оживленно трещали о чем-то своем. Их кудри слиплись, поникли от жары. Рядом стоял, опираясь на трость, старик, одетый в твидовый пиджак в черно-белую «гусиную лапку». Завидев подошедшую Никки, он ослепительно улыбнулся.