Согнувшись почти вдвое, Ника несколькими скачками выбирается из толпы и падает на дно канавы. Гоша валится на нее.

Ника молча показывает ему большой палец – мол, все прошло как надо, мы молодцы. Потом, приподняв голову, выглядывает: толпа, покрытая нитями, словно серым платком, медленно приближается к станции.

7

За полчаса до заката Майк, наконец, отыскивает Марину и Лёву. Они целуются, сидя на скамейке посреди Главного парка.

– Вот вы где! – кричит Майк, подбегая. – Я уже боялся, что вас не найду.

Влюбленные в недоумении оглядываются. Неужели уже так поздно, думает Лёва. И неужели я в самом деле всё это время целовался с Мариной?

Нет, конечно, они не только целовались. Задыхаясь и прерывая поцелуи, они бормотали слова, знакомые всем влюбленным, заурядные и каждый раз новые, звали друг друга по имени и придумывали новые, секретные имена, повторяли без конца «как хорошо!», «спасибо!», «любимая!», «родной мой!» и спешили поделиться воспоминаниями, которые еще недавно были раздельными, а теперь навсегда становились общими, этими вечными, как мир, «знаешь, как я заметил тебя впервые?», «а помнишь, я не пришла к тебе на день рождения?», «я написал тебе пять писем и ни одно не отправил», «я тогда впервые подумала, что, может быть…» – и, конечно, снова и снова возвращались к самому главному: «сколько же времени мы потеряли!», и спрашивали опять и опять: почему не год назад, почему не в Банаме, не на Белом море, почему, в конце концов, не в первом классе?

Теперь они смотрят на запыхавшегося Майка, и Лёва больше всего боится, что на этом всё и кончится: Марина поднимется с этой волшебной скамейки и станет недоступной, какой была еще сегодня утром. Лёва думает только об этом, совсем не разбирает, что говорит Майк, и лишь когда слышит Маринин голос, заставляет себя вникнуть.

– Повтори еще раз, – говорит она. – Почему нам нельзя домой?

– Потому что вас там ждут, – чуть не плача говорит Майк. – Там ловушка.

– Кто нас ждет? – спрашивает Марина, а Лёва думает, что можно никуда и не возвращаться, он вообще никуда не собирался отсюда уходить, но потом замечает, что Майк не просто напуган, а напуган чудовищно, будто он снова – маленький мертвый мальчишка, которого вытащили в мир живых прямо из кабинета Орлока Алурина.

– Я не знаю кто, – повторяет Майк. – Я не знаю! Я думал, вы у себя, хотел зайти… проехал две остановки на сабвее и вышел… и мне уже сразу было немножко нехорошо, а дальше с каждым шагом все хуже и хуже… я уж не знаю, что там у вас, но я даже не смог заставить себя войти в подъезд…