Сначала из стены показалась изящная скрипка вишневого цвета, висящая на ремне, затем — серый, под цвет камня, плащ, на котором инструмент был закреплен, а затем уже все существо покинуло свое укрытие, выйдя спиной вперед. Незнакомец был высок и строен, он был облачен в одежды, будто сшитые из множества лент. Его иссиня-черные волосы струились по плечам, очень длинные и изящные пальцы правой руки сжимали тонкий смычок, левая ладонь при этом предостерегающе лежала на рукояти кинжала-трезубца, висящего на поясе. Трау робко озирался, в его огромных темно-синих глазах застыла неуверенность.

Полностью выйдя из стены, которая, как и прежде, выглядела непроницаемой, пришелец развернулся к рыцарям лицом и заговорил; его трепещущий голос выдавал немалое волнение:

— Позвольте представиться, Роффе, сын Руффе, сына Руфуса, сына… впрочем, мое полное имя будет для вас слишком долгим, — с некоторым сожалением в голосе произнесло существо: очевидно, что если бы трау заговорил с другим трау, то мог бы произносить свое имя часами, перечисляя всех предков до самого основателя рода. После чего терпеливо и невозмутимо выслушал бы полное представление с другой стороны.

— Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, к вашим услугам, — представился рыцарь. — А это мой спутник, почтенный сэр Прокард Норлингтон.

Трау слегка поклонился и демонстративно убрал руку с кинжала:

— Ваши слова были учтивы, добрые господа, чего нельзя сказать о вашем пении. Мне горько просить вас замолчать, но я вынужден это сделать, как и поинтересоваться, кто вы, и какими путями попали сюда, где не место существам с теплой кровью.

Джеймс вежливо поклонился в ответ и вдруг почувствовал, как его сердце будто кольнули иглой. Он непроизвольно поморщился, отмечая странное ощущение, которое, по всей вероятности, вызвало присутствие трау. Это было, как внезапно появившийся страх преследования, ощущение того, что где бы ты ни остановился, ты будешь в опасности, что где бы ни заснул, уже не проснешься, и что бы ты ни съел — все отравлено.

Джеймс бросил короткий взгляд на сэра Норлингтона — старозаветный паладин хмурился, но выглядел при этом не раздраженно, а печально: словно вспомнил о незавершенном деле. Это подтверждало предположения молодого рыцаря.

Трау при этом выглядел скорее заблудившимся, чем представляющим угрозу. Он покусывал губу, а его длинные острые уши едва заметно шевелились, будто он вслушивался в подземные звуки и выискивал опасность для себя. Только лишь теперь Джеймс как следует разглядел нового знакомого.