— Не зря ты был помощником Эль-Раэда последние… сколько?… двенадцать лет?

— Восемнадцать, — склонив голову, почтительно уточнил алхимик.

— Ум твой и правда остер, словно лезвие ножа, которым разрезают алмаз непознанного. Ты и не представляешь, насколько прав. Сей гилем — и это знают лишь немногие посвященные — и есть карта… хм… островов, соединенных мостами. Но острова эти находятся не в реке или же море. Они у нас с тобой над головой, ибо гилем Эль-Раэда есть не что иное, как План Небесного Града, самое потаенное сокровище твоего мастера.

Алхимик тот же час опустился на колени и начал молиться. Алон-Ан-Салем не прерывал собеседника — молитва способна избавить от страха и смирить с любой мыслью, позволить свыкнуться с любым открытием. Подчас молитва способна вернуть уверенность в себе или же разрешить никак не дающуюся задачу.

Наконец, Медин Амаль поднялся на ноги. Брови его были нахмурены, а лицо бледно. Он боялся своих мыслей, боялся задать вопрос.

— Ты жаждешь что-то узнать, мой добрый Медин? — спросил великий визирь.

— Позвольте говорить откровенно, мессир, поскольку сомнение гложет мне сердце.

— Ложь — разговор между равными. Неравные же должны говорить правдиво, ибо для низшего правда служит уроком, а для высшего она упрочивает его высоты и позволяет заметить все трещины в его пьедестале. Говори…

— Если это не простой волшебный гилем, а столь уникальная вещь, как План Небесного Града Джиннов, и этот ковер принадлежал его чародейству Эль-Раэду, то как он попал к вам?

Великий визирь взял с небольшого столика, заставленного посудой и сладостями, пустую фарфоровую чашку, что-то шепнул, совершил замысловатый жест пальцами и прямо из воздуха в чашку полилась струя кипящего розоватого чая, разливающего по залу чарующий сладостный аромат.

— В том-то как раз и дело, мой добрый Медин, что я и хочу узнать, как он попал ко мне…

* * *

— … Еще долго? — прошептали висящие в воздухе сухие, покрытые трещинками губы великого визиря.

Алон-Ан-Салем находился в глубоком кресле в самом центре пьедестала, но его тело растворилось в воздухе и исчезло, остались видны лишь чернеющая замочная скважина на уровне лба, губы да кисти его тонких худых рук. На каждом из широко расставленных пальцев была закреплена синяя или зеленая нить. Нити тянулись к гилему, разложенному под его креслом на постаменте.

— Почти готово, мессир. — Алхимик привязал последнюю нить к мизинцу великого визиря и…

* * *

… В тот же миг Алон-Ан-Салем будто заснул. И сон его был странен и необычен. Великий визирь был свернутым ковром, сине-зеленым гилемом, который нес под мышкой старик. Шитье ковра преобразилось — узор теперь напоминал сотни глаз, и глаза эти узнали в старике знакомого волшебника.