Подобных «умельцев» Стас тоже навидался. Частенько сидели они возле кабаков с перевернутой шапкой на земле и заправленными под ремень рукавами. Грязные, запаршивевшие, но все еще хранящие остатки гордости, не позволяющие окончательно распрощаться со всем человеческим, плюнуть на прошлое, отрешиться и, упав на колени, жрать помои с заднего двора, как сделали уже многие. Он не раз ловил себя на мысли, что хочет подойти к бедолаге и спросить, каково это. Каково здоровому крепкому мужику лет тридцати-сорока, не раз со смертью под руку хаживавшему, одним махом потерять все? Каково это, когда сегодня, вчера, позавчера ты при деньгах, набит патронами, обласкан шлюхами, на столе чистое бухло и хорошая жратва, а завтра… Завтра ты уже на самом дне выгребной ямы, больной, голодный, немощный. Бывшие дружки, с которыми недавно братался по пьяни, отворачиваются и делают вид, будто знать не знают вонючего калеку-оборванца. Алчные бляди, стелящиеся всякий раз, как ты возвращался «с полей», обливают тебя тошнотворной смесью презрения и сочувствия. Сопливая малышня, как зверье, почуявшее слабую, беспомощную добычу, травит изо дня в день, насмехается, плюет, валяет в грязи, а ты можешь только огрызнуться в ответ или уйти, убежать, спрятаться в дальний, темный, грязный угол и сдохнуть там забытый всеми, похороненный заживо.

Он хотел спросить. Много раз. Но что-то останавливало. Рука бросала в подставленную шапку патрон, а язык прилипал к нёбу. И только одна мысль ворочалась в голове, пытаясь поудобнее устроить свои жирные бока на жесткой, рваной подстилке-совести: «Хорошо, что не я».

Стас взял шомпол и, обогнув адский механизм, двинулся вперед. Больше подобных сюрпризов на пути не встретилось, и минут через пять подошвы берцев снова коснулись твердой и относительно безопасной земли.

Идти знакомой дорогой через южный район сейчас было бы, мягко говоря, не самым умным решением, и Стас предпочел заложить крюк лесом, держась подальше от стены и в особенности ворот. Ведь, как известно, слухи имеют замечательную способность разлетаться быстрее самых важных приказов и распоряжений, так что наиболее рьяные функционеры уже вполне могли приступить к удовлетворению невысказанных чаяний муромского руководства. Темный сосновый бор к западу от переезда опять принял беглеца в свои мрачные владения, как и шесть дней назад, когда тот, заливая кровью бурое покрывало из иглиц и лишайников, спасался от идущего по пятам…

«Шесть дней? – подумал Стас, вспоминая те, казалось, давно уже минувшие события. – Неужели всего шесть? Чертов город! Не нужно было сюда соваться. Все одно к одному. Столько говна за шесть дней. Уму непостижимо. Сначала пидорас Валя со своим, блядь, должком, но тут уж – чего душой кривить? – сам хорош. Потом Коллекционер. Непонятный тип. – Стас хмыкнул, удивляясь собственному нежеланию клеймить охотника матерными приставками. – Рейдеры – это еще туда-сюда. Хотя, если килограмм говна смешать с килограммом меда, получится два кило говна. Впрочем, там оно собственного розлива, не муромского. Дальше у нас матерая сучара Буров со своими отмороженными эсэсовцами. Опять Коллекционер. Еще раз имбецилы в форме, чтоб ничего от жизни сладкой такой не послипалось. Снова Буров – мразь прожженная. Скользкий гаденыш Ренат Маратович – сейчас, наверное, пятый угол ищет, ссаньем в ботинках хлюпая. И, наконец, встречайте! – Стас даже плечи распрямил, вжившись в роль конферансье, оглашающего выход на сцену очередного участника представления. – Леший! Крутой мужик, с ног до головы покрытый боевыми шрамами ветеран-головорез, прирожденный командир, воодушевляющий идущих за ним собственной беспримерной решимостью! А на поверку – дешевая сопливая блядь. Все. Спасибо тебе, Муром – славный русский город, родина былинных героев! Последнее дело, и гори ты синим пламенем».